Я остановилась, вытянула руки вперёд и прижала локти друг к другу. Согнула руки и взяла лицо в ладони. Прикосновение собственной холодной кожи немного успокоило. Не разводя локтей, я переместила ладони на шею и переплела пальцы в замок. Откинула, насколько возможно, голову и немного подалась всем корпусом назад. Закрыла глаза.
Что делать дальше? Куда идти? До меня доносился мерный шепот волн, шорох гальки, которой у самой воды было в избытке. С одной стороны тишина действовала успокаивающе, а с другой именно в тишине в моё сознание снова стал ломиться чужак. Образы, образы, сколько их! Силуэты, призраки обступают со всех сторон. Я вспоминаю незнакомые имена, перед глазами встают загадочные схемы. Наконец, я вспоминаю собственную боль, и даже в виде воспоминания она ранит меня так, что я едва сдерживаюсь от крика. Кажется, я проигрываю сражение. Ещё немного и я опущу руки, позволив чужому вторгнуться в мой разум. Но мне не хочется этого, поэтому я стискиваю зубы и умоляю себя ещё немного побарахтаться.
Необходимо что-то делать, чем-то занимать руки и разум, чтобы не оставалось ни одного свободного сантиметра, чтобы состояние покоя не было сигналом вроде белого флага. Я не могла даже долго рассуждать, потому что стоило остановиться, как в мои мысли вонзались иглы чужеродной информации. Поэтому решение я приняла молниеносно. Я должна войти в небоскрёб и найти там способ вернуться домой.
Домой… Кажется, только сейчас я окончательно поняла значение, которое вкладывается в это слово. Нельзя сказать, чтобы я сильно любила свой дом, пожалуй, до сего дня я и не знала, что же это такое. Говорят, дом это стены, иногда идут дальше и утверждают, что дом это люди. Для меня таким домом всегда был город, мой город, в котором я родилась и который сделал меня такою, какая я есть. Город, в котором львов больше, чем людей и дрэев, город в котором летние ночи напоены белым туманом и призрачным сумраком. Мой Петербург.
Массивная металлическая дверь была закрыта и сколько я её не оглядывала, нигде не было и в помине ни замочной скважины, ни ручки. Тогда я вспомнила про труп, через который равнодушно перешагнула, и, подойдя к нему, не без отвращения открыла полусгнившую сумку. Вынуть её из рук не представляло никакой возможности, металлические пальцы окостенели и не сгибались. Тогда я просто вытряхнула содержимое сумки на цементный пол и оглядела содержимое. Длинная и узкая пластиковая коробка, похожая на футляр для зубной щетки. Десяток перфорированных пластиковых карт, скрепленных металлическим кольцом. Глянцевый журнал, свёрнутый в трубку и перетянутый резиночкой. Неизвестный мне прибор, представляющий собой десяток стеклышек разной толщины, помещенных в оправу из мягкого пластика и металла. Несколько разноцветных проводов, плотно перекрученных между собой. И плоская прямоугольная карточка размером с пачку сигарет, совершенно черная с одной стороны и серебристо-зеркальная с другой. В верхнем правом углу серебристой стороны маленький логотип корпорации.
Я задумчиво повертела карту в руках. Она как влитая легла в мою ладонь, и я бы даже сказала, легла привычно. Я закрыла глаза и как в замедленной съемке увидела саму себя, подходящую к двери и прикладывающую к ней карточку. Я увидела красочный оранжево-зелёный стикер на двери, фирменные цвета корпорации. Когда я открыла глаза, стикера не было, но я точно знала, что он был там. Просто не мог не быть.
Приложив к двери карточку, я быстро сделала шаг назад, в душе мечтая о том, чтобы дверь не открылась. Мне не хотелось, очень не хотелось входить в небоскрёб. Войти туда означало начать сражение на чужой территории. Но решение было принято, потому я просто ждала, когда дверь откроется. Прошла минута, за ней другая, потом раздался негромкий щелчок, и дверь медленно открылась вовнутрь.
— Добро пожаловать в Корпорацию цветов, — произнёс механический голос. Я чувствовала, что должна вздрогнуть от неожиданности, но не вздрогнула. Всё было слишком привычно, слишком обыденно.
Просторный холл, в котором я оказалась, был залит неярким зелёноватым светом. В разбитое окно врывался прохладный ветерок, на полу натекла лужа воды и валялись осколки. На диване, обтянутом белой кожей лежал труп, судя по всему, труп человека. Одежда его, как ни странно, была почти нетронутой, а вот плоть изрядно пострадала от каких-то птиц или насекомых. От носа остался только желтоватый хрящик, щек не было вовсе, в глазницах собралась молочно-белая влага. Челюсть с ровными мелкими зубами полностью обнажилась, и казалось, что труп осклабился во весь рот.
Как ни странно, вид изуродованного трупа почти меня не испугал. Гораздо сильнее подействовал на меня вид пола под ногами, которого, собственно, практически не было. Цветные каменные плитки, которые образовывали затейливый рисунок, были сдвинуты с мест, так, как будто кто-то хотел разобрать пол по квадратику. У дальней стены плиты были сложены аккуратными стопками, были и битые, которые высились разноцветными грудами. Под плитками были толстые металлические балки, уложенные строгими рядами на расстоянии примерно полуметра друг от друга. Когда-то на балки были уложены деревянные доски, но сейчас доски местами сгнили, местами были сожжены. Между балками была пустота и случайно сброшенный вниз кусок плитки ударился об землю только спустя несколько секунд. Словом, падать было высоко и потому мне приходилось всё время смотреть под ноги, чтобы не сорваться вниз.
Я осторожно дошла до ближайшей стены, на которой висела черная глянцевая панель размером примерно полтора метра на метр. В этом месте плитка была совсем снята. Чтобы дотянуться до неё рукой, мне пришлось встать двумя ногами на балку и слегка откинуться назад, сохраняя равновесие. Постояв в таком положении несколько секунд, я задумчиво оглядела свою правую руку и, прижав пальцы, ударила панель ребром ладони. Удар получился глухим, звук ушел в панель, а на том месте, куда пришлась моя рука, остался масляно-радужный отпечаток. Я провела тыльной стороной ладони по лицу, вздохнула и постаралась отключить все посторонние мысли. Никаких сражений за территорию, сейчас я просто должна сделать то, что знаю и умею. Это помнят руки, и я позволю им делать то, что они должны.
Я начала сосредоточенно водить пальцем по панели, вырисовывая множество фигур из мягких, округлых линий. Иногда под моими руками загорались и гасли огоньки, иногда панель вспыхивала и по ней сверху вниз бежали зелёноватые столбики цифр. Я ещё раз с силой ударила по панели, и в самом её центре вспыхнул пульсирующий круг. Под ним развернулась длинная и широкая зелёная полоса, которая пару раз мигнула и сложилась во фразу: "Корпорация цветов приветствует вас. Пожалуйста, введите свой шестизначный код". На панели появилось десять квадратиков с символами в виде прямых линий, поставленных под разными углами. Шесть цифр вспыли в моём сознании так просто и быстро, что я не успела предать этому никакого значения. Шесть раз я ударила пальцами в различные символы и квадрат, на который я нажимала, вспыхивал и растворялся. Когда я ввела код, на экране осталось только четыре квадратика. Они выстроились в один ряд, слились в полосу, которая сменила зелёный цвет на бледно-синий и сложилась в слово "вход". Я задумалась на секунду, потом уверенно прикоснулась рукой к панели. Слово "вход" медленно растаяло и на экране начала вырисовываться схема. Полная схема всего небоскрёба.
Сколько этажей, о господи, сколько этажей. Вниз небоскрёб уходил ещё дальше, чем вверх. В торговых центрах подземные этажи нумеруют со знаком "минус". Если использовать здесь ту же терминологию, то небоскрёб Корпорации заканчивался минус тридцать девятым этажом.
На схеме отсутствующие верхние этажи обозначались тусклыми пунктирными линиями. Видимо разрушение коснулось и подземной части, потому что точно также были изображено несколько и "минусовых" этажей. Минус двадцать седьмой этаж был ярко подсвечен и в нём по временам то тускла, то вспыхивала светло-сиреневая точка. Я осторожно дотронулась до неё кончиком пальца. "Кратц" сообщили мне сиреневые буквы над точкой. У меня не было ни малейших предположений относительно того, что это означает, но я решила, что мне необходимо попасть на минус двадцать седьмой этаж.