Суть второй, чуть менее существенной ошибки озвучил сам престарелый мистер Джонс. Он сказал, что на его зов откликнутся все, и даже сейчас в его голове не появлялось и мысли о том, что кто-то может не подчиниться. Да, развитая цивилизация, к которой в итоге пришли дрэи, уничтожила постыдное понятие рабства, стыдливо заменив его демократичным "сотрудничеством". Но даже рабовладелец в полном смысле этого слова не должен упускать из виду возможность неповиновения. Тяга к свободе, независимости заложена в самой природе, и даже самое слабое, безвольное существо может проявлять агрессивность при посягательстве на её личное пространство. Корпорация запустила корни глубоко, полностью подчинив себе тела и души своих "сотрудников", однако этот эффект достигался исключительно тем, что дрэи с самого рождения попадали в обстановку, которая пресекала любую попытку сопротивления. И именно на период становления личности приходилась трансформация, которая калечила психику, превращая разумное и живое существо в машину, способную только исполнять чужие команды. Но те, кто родился на чужой земле в уже модифицированном теле, те, в чьей жизни не было мучительной трансформации, не лишились собственного уникального "я". Поколения тех, кто появился на свет согласно проекту "Амеко" имели возможность сформировать свой собственный, особенный характер, обрести целостность личности и развиться душевно по своим личным, а не по продиктованным кем-то правилам. И пусть мы проделывали множество ошибок, страдали, совершая те или иные поступки. У нас было главное, свобода мысли и разума. И мы жили. Старались жить.
Информация о той жизни, которой я, собственно, никогда и не жила, обрушилась на меня так, что я едва не потеряла опору под ногами. И я отчаянно боролась за право быть самой собой, боролась до тех пор, пока не поняла, что бороться с информацией бесполезно, её можно только принимать или не принимать. Я приняла, и оказалось, что в действительности всё не так страшно, как казалось на первый взгляд. Я получила знания о том, что никогда не видела своими глазами, овладела скрытыми возможностями собственного тела. Так например я выяснила, что зрение дрэев даёт уникальную возможность видеть любой объект сразу в нескольких измерениях, недоступных человеческому глазу. Мы видим код, набор символов, который наш мозг обрабатывает до состояния привычной картинки. Пользуясь этим, мы смотрим не просто на вещи, но и вглубь вещей. Мы оцениваем длину, ширину и высоту, но кроме того видим и оцениваем объем, ту сердцевину, которую не может зафиксировать ни один оптический прибор. Для человека подобное зрение было бы мучительным, потому что видеть мало, необходимо ещё и выстроить удобное для восприятия изображение. Наш мозг отлично справляется с этой задачей, более того, благодаря подобному зрению он может оказывать визуальное воздействие на других существ. Мы не можем менять свой облик на физическом уровне, однако нам вполне по силам заставить других видеть нас так, какими мы пожелаем. Это довольно трудная для понимания техника, в основном состоящая в том, что мы на короткое время даём другим увидеть часть пресловутой сердцевины. Мозг, который не заточен под наше зрение, не способен воспринимать эту часть так, как воспринимаем мы и самостоятельно дорисовывает картину на основе увиденного. Наша задача только сделать так, чтобы он работал в нужном нам направлении.
Итак, я полностью отказалась от борьбы, сказав себе раз и навсегда, что моя жизнь это только та, что здесь и сейчас. Мне не нужно было бороться за территорию, потому что моё сознание было ясным как никогда, и никакая информация не могла опровергнуть очевидных фактов. Зои Карнатчи из города Эридэ умерла в возрасте двадцати восьми лет. Зои Карнатчи из Петербурга жива и получила своеобразное наследство в виде памяти и жизненного опыта своего прототипа. Всё просто. Оставалось только решить дело с Кратцем.
Я прошла коридор насквозь до искомой точки, открыла массивную дверь и остановилась в нерешительности. Прямо передо мной на полу сидело странное существо с тонкой бледной кожей, редкими порыжелыми волосами на голове и тусклыми, ничего не выражающими глазами. Существо выглядело до того изможденным, что мне стало не по себе. Оно смотрело прямо перед собой и, казалось, ни на что не реагировало. Я разглядела электронные часы с мерцающим зеленоватым циферблатом на его правой руке. Запястье существа было необычайно худым, и часы грозили с него свалиться.
Я с трудом отвела взгляд от сидящего существа (определённо, это был мужчина) и осмотрелась. В углу комнаты стоял стол, заваленный бумагами. На полу валялся разбитый монитор. Стены были грязно-желтого цвета, с потолка свешивались перекрученные провода. Пахло чем-то палёным. Я снова взглянула на незнакомца и спросила без обиняков.
— Вы кто?
Лицо мужчины на мгновение исказилось, лоб рассекла глубокая морщина. Незнакомец издал горлом сдавленный звук, то ли смешок, то ли стон.
— Я Зои, — представилась я, на всякий случай делая шаг назад.
— Зои… — произнёс мужчина мечтательно. — Зои, — позвал он вдруг, бросив на меня жадный взгляд.
— Кто вы? — нервно повторила я. — Вы знаете, где вы находитесь?
— Не знаю, — ответил мужчина удивлённо. — Сдаётся мне, я наблюдатель. А ты Зои. Да-да, ты Зои.
Мне стало казаться, что я уже когда-то слышала всё, что говорило это странное, несчастное существо. Я почувствовала лёгкий угол страха и зябко поежилась, хотя в комнате было довольно тепло. В голове щелчками шел пересчет "клатц-клатц-клатц". Похоже на тиканье часов. "Кратц-кратц-кратц". Но электронные часы не тикают. Тогда откуда взялся этот "Кратц"?
— Как вас зовут? — спросила я после небольшой паузы.
— Ио, — сказал мужчина и расхохотался. Смех его был похож на скрип открывающейся двери. И я помнила этот смех, помнила голос, который всегда был немного надтреснутым. На мгновение мне почудилось, что передо мной не человек, а машина, до того нелепым и механическим был его смех. Но и это чувство мне тоже было знакомым. Я чувствовала себя так, как будто сажусь за печатную машинку после долгого, очень долгого перерыва. Я могу не вспомнить навскидку расположение клавиш, но мои пальцы помнят это очень хорошо. Я плотью ощущаю механизм, помню его телом, даже подсознанием. Именно так я и вспоминала это странное существо, которое внезапно перестало смеяться и уставилось на меня остекленевшим взглядом.
— Ио, — воскликнул незнакомец. — Священная корова, — выкрикнул он на выдохе. — Ио!
Он снова засмеялся своим резким смехом и вдруг помрачнел, приняв серьёзный и строгий вид.
— Меня зовут Игорь, — сказал он устало.
Я кивнула и немного помолчала. Я чувствовала, что мне надо, непременно надо что-то спросить, но никак не могла понять, что именно. Возможно, стоило даже уличить незнакомца во лжи, стоит ему только ещё раз раскрыть рот. Меня почему-то охватила страстная жажда справедливости. Я хотела всё знать, всё видеть и всё понимать. Информация, которая ещё недавно пугала меня до смерти, оказалась довольно скудной. Я чувствовала, что её недостаточно, и я упускаю что-то очень важное. Но я не могла вымолвить ни слова и просто стояла, глядя на сидящее передо мной существо.
Мужчина, представившийся Игорем, сам пришел ко мне на помощь.
— Я наблюдатель, — медленно произнёс он, глядя одновременно и на меня и сквозь меня. — Уже очень, очень давно. Я устал. Я хочу домой. Отпусти меня. Пожалуйста.
— Наблюдатель, — медленно повторила я, словно пробуя слово на вкус. Я замолчала, обдумывая услышанное. Потом взглянула на Игоря: — Наблюдатель за чем?
— За порядком, — глухо сказал он. Усмехнулся и добавил: — За вашим порядком.
Я покачала головой и отрывисто заговорила:
— Я не совсем… Вы должны понять меня. Возможно, вы знали её. Знали Зои Карнатчи, которая была здесь, которая жила здесь. Но я не она. Я похожа на неё, возможно, я отчасти думаю как она и поступаю как она. Но…
Я осеклась и посмотрела на Игоря почти с мольбой: