Один из этапов трансформации проходил ночью, когда, собственно, и происходило замещение ДНК. Предполагалось, что на этот период дрэй будет находиться в состоянии естественного сна, что, собственно, и происходило. Дневные процедуры выматывали и ослабляли организм, так что к вечеру пациент засыпал сам собой. Но в случае с Вирго всё происходило по-другому. Он был самым старшим в своей группе, более вынослив и менее всех прочих нуждался во сне. Ему вполне хватало шести-семи часов, а остальное время он проводил на грани сна и бодрствования, как наяву видя перед собой белокожую женщину с жемчужным ожерельем на шее. Вирго казалось, что она зовёт его.
Процесс продвигался медленно, пожалуй, даже слишком медленно. Кратц уже успел побывать в пяти группах, каждая из которых оставляла его далеко позади. К концу второго года Вирго заместили часть скелета и приступили к моделированию системы кровообращения и внутренних органов. Спустя год в груди Кратца билось наполовину искусственное сердце, а по венам текла модифицированная кровь. Лицевые кости были удалены и на их место встали пластины из крепкого сплава. Волосы… впрочем, о волосах стоит сказать отдельно. Когда-то Вирго был счастливым обладателем целой копны золотисто-рыжих волос. В корпорации его обрили налысо, однако сразу удалять волосяные луковицы не стали, опасаясь того, что лишняя операция может убить Кратца. Удаление луковиц оставили на заключительный период, а пока просто время от времени сбривали отрастающие волосы. Почему-то именно эта процедура была для Вирго наиболее мучительна. К боли привыкнуть невозможно, но за годы в корпорации Кратц научился терпению. Модернизация тела была вторжением в плоть, сбривая волосы вторгались в душу. А именно её Вирго хотел сохранить в девственно чистом состоянии. Он не хотел меняться. Он поклялся, что не изменится.
Сложно оставаться верным самому себе, когда день за днём уничтожают всё то, что ты считал неотъемлемой частью себя. Когда-то давно, ещё в раннем детстве Вирго только начинал рассуждать о смерти. Его пугал не столько сам факт небытия, сколько то, что случится с его телом. Он видел, как аясны зарывают в землю своих собратьев, видел, как огонь пожирает тела тех, кто умер не своей смертью. Аясны считали, что только неугасимое пламя может стереть метку насильственной кончины. Кратц смотрел на огонь, смотрел на землю и не мог понять, как может уходить то, что ещё недавно было живым и мыслящим. Как-то раз в лесу он наткнулся на полусгнивший трупик домашней кошки и долго стоял над ним согнувшись, наблюдая, как муравьи деловито сновали в свалявшейся шерсти. Тем же вечером Вирго долго не мог уснуть, с ужасом глядя на собственные пальцы, которые когда-то могли стать пищей муравьёв. Мысль о том, что его тело могут пожирать насекомые, была непереносима. О смерти Кратц узнал в пять лет и довольно быстро смирился с её неизбежностью. Но неизбежность гниения или горения приводила в трепет. Вирго не хотел такого исхода.
Его тело кромсали на части. Слово "кромсали" имело для Вирго свой, особенный вкус. "Кромсали" — повторял Кратц, видя, как его левая нога становится всё короче и короче, а пласты плоти исчезают в огнедышащем жерле печи. "Кромсали" — повторял Вирго, неотрывно смотря на собственную левую кисть, которая лежала на стеклянном столике куском бесполезного мяса. Предплечье и локоть были помещены в контейнер с особой кислотой, которая должна была полностью растворить ткани и оставить только голые кости. Постепенно слово "Кромсали" утратило первоначальный смысл. Теперь несчастный, сходящий с ума Вирго был уверен, что "Кромсали" это имя собственное, означающее… Черт его знает, что оно может означать, но явно ничего хорошего. "Кромсали!" — кричал Кратц по ночам и начинал хохотать. Его новые голосовые связки заживали с трудом, и смех был похож на скрип открывающейся двери.
Остальным было проще, всем, всем было проще. Дети дрэев мало знали жизнь и даже не подозревали о том, насколько она богата и многообразна. Дрэи не успевали пожить, не успевали совершить открытия хотя бы в отношении собственного тела. Как только в них начинала робко просыпаться жажда жизни, событий и впечатлений, начиналась трансформация, которая ставила точку в развитии. Информация больше не поступала и дрэй или дрэйка проваливались в состояние апатичности. Живое сознание игнорировалось, собственное "я" уходило так далеко, что почти пропадало вовсе. Детство заканчивалось на десяти годах, дальше наступал период перековки из мыслящего существа в машину. Это было мучительным, но не было убийственным. В случае с Вирго это было нескончаемым кошмаром. Потому что за те несколько лет, что Кратц "пересидел" в "детях" он получил вкус к жизни и полюбил жизнь. Жизнь, собственное сознание, собственный разум были первой и единственной ценностью Вирго. Он готов был сражаться за них, во что бы то ни стало. Драться, и, если понадобиться, убивать. Единственное, что поменялось в душе Кратца за четыре года, проведённые в корпорации, так это нравственные рамки. Когда-то Вирго считал, что жизнь другого существа это то, за что можно и умереть. Когда-то Вирго считал, что жизнь любого существа священна. Но сейчас он был в этом не уверен и предполагал, что способен на убийство. Более того, он хотел убивать. Им двигала не месть и не жажда крови. Он просто хотел понять, каково это, овладеть чужой трепетной жизнью. Кратц слишком долго пробыл в чужих руках. Так долго, что и сам захотел почувствовать власть хотя бы над кем-то.
На шестом году трансформации Вирго взбунтовался. Его мозг, полностью лишенный притока свежей информации работал со страшным напряжением, обрабатывая только имеющиеся материалы, в голове рождались тысячи планов, которые Кратц моментально отметал. Годы в корпорации научили его дьявольской изворотливости, хитрость стала его второй натурой. Чтобы не деградировать в растение, Вирго стал развивать сам себя, для начала решив изучить науку лицемерия. Он сумел полностью подавить в себе любые проявления эмоций и целиком взять под контроль собственное тело. Кратц научился понижать и повышать собственную температуру, впадать в подобие транса, чтобы обходиться без оглушающей дозы валиума и не обращать внимания на выворачивающую душу боль. Невольно для себя Вирго прошел все стадии трансформации психологической, став безучастной машиной, способной только исполнять поставленные задачи. Но между ними и другими дрэями была пропасть длиной в целую жизнь. Кратц отличался от всех остальных тем, что мозговым центром был он сам и выполнял только свои команды. Подчинение, которому с первого дня в корпорации обучали дрэев, было глубоко противно его натуре, однако он спокойно исполнял все приказания, накапливая опыт и измышляя план бегства.
В то время, когда взрослые Аидрэ-дэи считали, что Вирго находится под действием успокоительного, мозг Кратца бешено работал, стараясь подметить каждую деталь, которая может оказаться полезной. Так он узнал, что в нижних этажах небоскрёба корпорации находится оружейный склад с оружием, привезённым мистером Джонсом из "одного странного места". Вирго выяснил, что мистер Джонс считает целесообразным воссоздать мост через реку Фриттэ. Аидрэ-дэи собирались добраться до Ловчего… а там чем черт не шутит. Кратц понятия не имел, как воспользоваться полученной информацией, но что-то подсказывало ему, что рано или поздно все линии сойдутся в одну. И тогда нужно действовать, потому что второго шанса может и не быть.