— Твой путь лежит в город Эридэ, — сказал старик. — Иди вдоль канала, который питает Фриттэ, найди жертвенник Эридэ. Спустить под землю и перейди черту. Там ты найдешь чуткую точку, которая сшивает приграничье с тем миром. А когда ты окажешься в аларине, уходи от него так быстро, как только можешь. Потому что иначе приграничье втянет тебя обратно раньше, чем ты успеешь увидеть следующий рассвет. Держись ближе к людям. Принимай их облик. Будь среди них. Будь в толпе. Потому что те, кто родился в приграничье… или хотя бы те, кто слишком долго пробыл в приграничье, обычно возвращаются обратно.
Аннади внимательно посмотрел на Кратца.
— Но ты не сможешь попасть в аларин. Нужна энергия. Много энергии, чтобы открыть вход. А её нет. Нет.
Вирго сложил ладони вместе, палец к пальцу, успел удивиться тому, что прикосновение стали к плоти было довольно приятным. Поднёс руки к лицу, дотронулся пальцами верхней губы, единственной, которая у него осталась. Улыбнулся, но улыбка у него вышла такой жуткой, что Градэ стало не по себе. На короткий миг старик успел поверить, что вернулся тот самый маленький мальчик, который был для него и сыном и внуком. Но мальчика не было, перед Градэ сидел взрослый дрэй, ещё более ужасный, чем его собратья. Все дрэи казались старику отвратительными, но этот был чем-то совершенно особенным. Незавершенность его тела пугала, остатки волос на обезображенной голове казались шевелящимися насекомыми. Старик вздрогнул и нахмурился.
— Я попаду в аларин, — сказал Вирго тихо. В его голосе звучала сталь, в его глазах вспыхивал зловещий огонёк. — Я найду силу и уйду в аларин.
— Фриттэ, — неожиданно сказал Градэ. Кратц посмотрел на него с удивлением.
— Фриттэ, — повторил старик уверенно. — Электрическая река. Она питает весь город. Кто знает, может она поможет тебе открыть дорогу?
— Река подчиняется только дрэям, — сказал Вирго с сомнением. — Она…
— Ты тоже дрэй, — усмехнулся старик. — Почему бы ей не послушаться тебя?
— Но я не знаю как! — воскликнул Кратц. — Прошу, помоги, мне нужна помощь!
— Тебе нужен был совет, — покачал головой Градэ, — и я дал его тебе. Как давал всегда… когда-то очень давно. Не знаю, хорошо ли ты помнишь всё, о чем мы говорили с тобой, но надеюсь, ты помнишь главное. Верь в себя. И не оглядывайся.
— Но нельзя идти без оглядки! — горячо возразил Кратц. — Ты сам сказал, что отвага может обернуться глупостью.
— Всё верно. Но я также говорил, что это замечательные качества. Не знаю что хуже, падать, или постоянно опасаться того, что можешь упасть. Надо просто смотреть под ноги и в то же время находить глазами верхушки деревьев.
Старик умолк и посмотрел на Вирго с участием.
— Ступай к Фриттэ, мой мальчик. А потом найди дорогу в аларин.
Вирго прислонился к стене и на мгновение закрыл глаза. Ладони он заложил за голову и переплёл пальцы. Снова заболела правая рука, но он почти не обратил на это внимания. Старик пытливо на него посмотрел.
— Что ты решил?
— Тсс, — прошелестел Кратц, не открывая глаз. На его лбу появилась глубокая складка. Он помотал головой и встряхнулся.
— Я пойду, — сказал Вирго коротко. Он засунул в карман напиток любви, взял с полки ещё три бутылки и вышел из дома старика. Градэ не сказал ему ни слова, только долго ещё стоял на крыльце и смотрел вслед "своему мальчику".
Кратц шел по пустынному берегу моря. Было около пяти часов утра и солнце медленно поднималось над спокойной водой. Вирго дошел до канала, по которому в море отправлялись городские нечистоты и подземные воды, и зашагал вдоль него. Канал был облицован голубым мрамором с красноватыми прожилками, в свете рассветных лучей он почему-то напоминал Кратцу свежее мясо. Вирго посмотрел с жалостью на собственную правую руку и горько усмехнулся. День обещал быть жарким, а в тепле мясо быстро начинает портиться.
Канал заканчивался небольшим крытым бассейном, в котором бесшумно работали дренажные установки. Город Эридэ был построен на топком месте и чтобы он не провалился под землю, воду постоянно нужно было откачивать. Аюры выстроили множество подземных коммуникаций, которые их наивные предки называли божественной кровеносной системой.
— У богов на редкость дурная кровь, — прошептал Вирго, глядя в грязные воды бассейна через стеклянную крышу. — Значит у нас есть что-то общее. Общее?
Кратц некоторое время постоял на месте, потом встряхнул головой и быстро зашагал в сторону Фриттэ. Ему вспомнились слова старика — "в реке живёт сила". Если так, что это и в самом деле будет очень полезным. Вирго понятия не имел, сможет ли он договориться с этой силой. Но она влекла его к себе, и чем ближе дрэй подходил к Фриттэ, тем сильнее он чувствовал эту тягу.
— Фриззе, — поправил сам себя Вирго. — Её зовут Фриззе.
Перед его внутренним взором появилась женщина в белом, та самая, которая так сладко мучила его в далёких снах. На её шее по-прежнему было ожерелье из сверкающих жемчужин. Длинные светлые волосы были небрежно перехвачены на затылке заколкой с янтарём. Вирго на мгновение остановился, облизнул верхнюю губу и вздохнул.
— Я иду к тебе, — шепнул он. Спустя десять минут Вирго уже стоял на берегу Фриттэ.
Река была спокойной, даже слишком спокойной для такой большой и могучей реки. Утро было ветреным, Кратца продувало насквозь, но на воде не было даже ряби.
— Фриззе, — тихонько позвал Вирго. Потом уселся на самом берегу, так, что ступни висели прямо над водой. И снова повторил: — Фриззе.
Река не отзывалась, и никто не отзывался в это ранее и безмятежное утро. Над землёй плыл белый туман, который безуспешно пыталось разогнать неяркое солнце. Тогда Кратц достал из кармана бутылку с напитком любви и отвинтил белую пластиковую крышку. Налил несколько капель на правую ладонь и разодрал свежую ранку. Он поморщился от боли, когда влага попала на содранную кожу. Белый как молоко напиток смешался с кровью. Вирго с болезненным любопытством следил, как в белой лужице расцветают алые звёздочки. Потом влага стала нежно-розовой и растеклась по ладони. Кратц немного помедлил, а потом вылил жидкость в воду. Подождал несколько секунд, закрыл глаза.
И услышал в себе голос, который мог принадлежать только самой прекрасной женщине на свете.
— Я богиня. Богиня. Богиня.
Звучание её голоса было подобно мерно текущей воде. Он был мелодичен, но в нём недоставало живости и интонаций. Вирго подумалось, что примерно так должен звучать голос призрака. "Голос мёртвой женщины", — подумал Кратц.
— Я знаю, кто ты, — сказал он вслух. — Я хочу разбудить тебя.
— Я богиня, — глухо повторил в голове Кратца голос Фриззе. Дрэю показалось, что голос Фриззе неуловимо изменился.
— Я хочу разбудить — повторил он, прикладывая руки к вискам. — Проснись.
— Я богиня! — закричала Фриззе, оглушая Вирго. — Богиня!
— Проснись, Фриззе, — сказал Вирго, морщась как от боли. — Проснись, богиня, позволь мне разбудить тебя. Ты в моей голове, ты чувствуешь мои мысли и мои желания. Ты знаешь меня, Фриззе, но и я хочу знать тебя. Проснись, Фриззе и пусти меня внутрь. Я хочу быть в тебе, знать тебя.
— Совершенство, — прозвенела Фриззе монотонным. — Равновесие. Власть.
— Бессилие, — подумав, сказал Вирго. — Бесполезность. Утрата.
— Что ты знаешь об утрате? — крикнула Фриззе, обрызгав Кратца чуть солоноватой водой. — Что ты знаешь о бессилии?
— Я знаю кто ты, — произнёс Вирго. — Знаю, что день за днём ты лежишь на дне, пропускаешь через себя потоки энергии и мечтаешь понять своё назначение. Твой разум совершенен, ты способна перевернуть весь мир, но с радостью променяла бы свою жизнь на самое жалкое существование любого смертного. Потому что мы знаем, что делать с нашей жизнью. А ты день за днём ощущаешь, что твой великий интеллект пропадает впустую. Ты как великий художник, которого внезапно поразила слепота. В тебе таится огромный, чудовищный потенциал, но ты не знаешь, куда его приложить. Ты как дерево, которое гниёт от того, что ему некуда расти. И ты рассыпаешься, потому что твой разум погибает без достойных его задач.
— Я богиня, — с отчаянием проговорила Фриззе. — Я… ах!
— Но агрессия не выход, — продолжил Вирго, не обращая никакого внимания на её слова. — Ты пытаешься занять свой разум хоть чем-то, прекратить холостую работу. Но даже ярость не приносит тебе облегчение. Да ты и сама это поняла, когда перестала разрушать приграничье. Сколько лет ты провела в безмолвии? Сто? Двести? А может тысячу? Я не могу даже представить, каково это, обладать таким… м… талантом, и погибать от того, что его некуда приложить.