С любовью и теплыми пожеланиями — и добраться без приключений!
Хелена Рико Тихоокеанский птичий заповедникИз журнала «Криптограмма» (один из номеров 2004 года)
Эй, вы — те, кто работает над «рукописью Стивенсона-Хита»! Прекратите писать. Отложите ручки. Эта почти четырехсотлетней давности головоломка была наконец решена. Покойный кембриджский криптоаналитик Питер Батлер (известный членам «Американской криптологической ассоциации» как «Кембриджский Бунтарь») нашел ответ еще в 1982 году. И вот сейчас, почти три года спустя после его кончины, мы разговариваем с его внучкой, писательницей Алисой Батлер, о том, как ему удалось решить головоломку и почему он так долго держал этот факт в тайне.
— Мой дедушка начал работать над «рукописью Стивенсона-Хита» сразу после окончания Второй мировой войны, — рассказывает она. — Насколько я знаю, он работал, не прерываясь ни на день, пока не расшифровал.
Однако Батлер не объявил о своей победе над кодом, поскольку был озабочен тем, что люди, которые отправятся добывать сокровище, могут повредить окружающей среде. Батлер, обожавший птиц, обнаружил, что клад зарыт прямо в центре птичьего заповедника на одном из островов Тихого океана.
— Он просто не хотел быть богатым, — рассказывает Алиса. — Он занимался рукописью не ради сокровища. Для него важна была только радость от решения задачи. Но потом оказалось, что он никому не может сообщить о своем успехе. Помню, как его мучила эта новая этическая головоломка!
Как бы то ни было, двоим людям Батлер все же открылся — своей жене, математику Элизабет Батлер, и своему зятю, отцу Алисы Уильяму Батлеру. Разумеется, Питер Батлер никому не сказал, каким именно образом взломал этот знаменитый своей сложностью код, но признался, что ему это удалось. Но как насчет доказательства? Есть ли смысл разгадывать загадку, если не можешь сообщить об этом всему миру? Обдумав этот вопрос, Питер Батлер изготовил кулон, внутри которого был выгравирован код его собственного изобретения. Этот код принял следующую форму: 2,14488156Ех48. Он повесил кулон на цепочку и подарил своей девятилетней внучке, строго-настрого наказав никогда его не снимать.
— Ребенком я жила со своими стариками, — рассказывает Алиса. — Моя мама умерла за несколько лет до того, как я с ними поселилась. Я была зачарована кулоном и изо всех сил пыталась понять, что он значит, но на это у меня ушли долгие годы. Помню один прорыв, мне тогда было двенадцать. Я возилась со своим калькулятором и вдруг поняла, по какому принципу расположены числа и буквы в кулоне. Поняла, что это как бы стенограмма более длинной последовательности цифр, и ее восстановила. Таким образом, у меня возникла длиннющая цепочка цифр — но я все равно не знала, что с ними делать. Потом пришел переходный возраст, и я забросила эту работу. Только после дедушкиной смерти я вновь как следует взялась за головоломку. Когда до меня наконец дошло, что надо сделать со всеми этими цифрами, я поняла, что дедушка еще много лет назад исподволь научил меня, как декодировать кулон. Это было очень умно с его стороны.
Код, с помощью которого Фрэнсис Стивенсон создал свою карту сокровищ, был основан на числовой системе, сходной с той, что применена в «Записках Била», где, как наверняка известно читателям, каждое число в шифровке соответствует слову из некоего знаменитого документа. В «Записях Била» первый фрагмент был декодирован с помощью американской Декларации Независимости. Но никому так и не удалось справиться с двумя другими фрагментами (если только… но нет, Алиса Батлер уверяет нас, что Питер Батлер не работал над ними, даже тайно).
— Я знала, что дедушке удалось выяснить, какой текст Фрэнсис Стивенсон использовал для создания своего кода, — объясняет она. — Об этом он мне сообщил. Но, разумеется, он не согласился открыть, о каком именно тексте идет речь. Впрочем, порой он делал туманные намеки, но я поняла их лишь значительно позже. Я помню, однажды он сказал, что ему пришлось реконструировать текст, так как тот больше не существовал. Когда я наконец взломала код в моем кулоне, я мгновенно сообразила, что это был за текст. После чего мне оставалось только найти дедушкину реконструкцию, хотя это оказалась еще та задачка. У меня были все его бумаги, но, разумеется, очень многие из них — и в том числе нужные мне, — были зашифрованы!