— Ну, и как тебя угораздило стать специалистом по ИИ? — спрашивает Дэн у Грейс, когда мы устраиваемся с кружками чая среди старых камней. — Уже этим занималась, прежде чем пришла в «Попс»?
— Да, один интернет-проект после выпуска.
— Что за проект? — спрашиваю я.
Грейс смахивает с глаз черную завитую прядь.
— Это была такая программа для чатов, — говорит она, — которая должна была имитировать реального собеседника. Мы вбили в программу реакции на самые типичные утверждения и научили ее поддерживать разговор. Например, если партнер-человек заканчивал фразу восклицательным знаком, робот говорил: «Да ну?» Программа работала так себе, однако исследования продолжаются.
Судя по ее тону, проект был изрядной тягомотиной.
— Как-то ты без энтузиазма, — замечает Эстер.
— Да нет, было вроде прикольно. — Грейс нахмуривается. — Впрочем, я всегда мечтала заниматься механической робототехникой. Я по этой специальности университет закончила. В робототехнике вообще происходит масса интересного. В смысле, отрасль-то совсем молодая. Никто до сих пор даже не придумал, как заставить робота ходить на двух ногах!
— Да ну? — удивленно спрашивает Дэн.
— Ага. Ну, ты когда-нибудь видел полностью функционального двуногого робота?
— Конечно, видел, — говорит Дэн. — По-моему, их все время показывают в передачах «Учебного канала», ну, которые про японские изобретения. Разве нет? Я уверен, что видел двуногих роботов.
— Да, но ты видел, как они двигаются? Не могут преодолеть никакую пересеченную местность, валятся с первого шага. А чтобы они одолели плоскую поверхность, это ой-ёй-ёй каких размеров программа нужна. Если хочешь перебраться через вот такой, например, валун, мозг должен послать телу миллионы сложнейших команд. Процессор, управляющий роботом, на такое не способен. Поневоле начинаешь задавать себе вопросы насчет генетически модифицированной пищи.
— Генетически модифицированной пищи? — переспрашивает Дэн. — А она тут при чем?
— Робототехника гораздо старше и развитее, чем генная инженерия, — объясняет Грейс. — А мы не способны даже создать механизм, ходящий на двух ногах. Если всерьез занимаешься чем-нибудь вроде робототехники — кстати, от биологов я такое тоже слышала, — в голове сами собой рождаются всякие странные мысли о природе: типа, не являются ли на самом деле живые существа конструкциями? Нормальные люди очень легко забывают, как сложно устроены животные и растения. Но стоит задуматься о том, что живое существо способно одновременно заниматься миллиардом разных дел — думать, потеть, говорить, менструировать и так далее — как вдруг понимаешь: если это конструкция, то немыслимо сложная. Нам никогда не создать ничего столь изощренного, и даже в сто раз менее изощренного — да хоть в тысячу… Сама идея, будто можно скомбинировать гены разных биологических видов и, так сказать, исправить недостатки природы, просто абсурдна, понимаете? Нелепо ломать вещь от злости, что не можешь ее починить. Знаете, что такое невозвратная функция?
— Да, — киваю я.
— А я не знаю, — говорит Дэн.
— В математике это функция, которая работает только в одну сторону, — объясняю я. — Иногда ее еще называют «функцией-ловушкой», потому что она похожа на люк — провалиться легче легкого, а выбраться очень трудно. Ты можешь подставить число в невозвратную функцию и вычислить результат, но если тебе просто дадут этот результат, ты не сможешь сказать, из какого числа он получен. Так что функция работает в одну сторону. — Дэн явно озадачен. Я не очень понятно объясняю. — Ну, скажем, если я беру функцию «икс плюс пять» и обозначаю результат как «игрек», то всегда могу узнать, чему равнялся икс, отняв от игрека пять. Но многие невозвратные функции настолько сложные, или приводят к таким большим числам, что при попытке вернуться в начальную точку напрочь запутываешься. Это математический эквивалент смешивания красок. Если смешать банку синей краски и банку желтой, получатся две банки зеленой краски. Извлечь из нее ни синюю, ни желтую краску уже не получится. Это необратимый процесс.
— Точно, — говорит Грейс. — Специалисты генной инженерии балуются, смешивая генетические эквиваленты синей и желтой краски, и даже не осознают, что вернуться к исходным материалам нельзя. Уже появились суперсорняки, которым не страшны ни гербициды, ни вредители. Стоит мутации начать распространяться, и ее уже не остановить. Это страшно. Ой, берегитесь: сейчас я примусь за нанотехнологию…