— Встали вон там и ждите, а я думать буду, что с вами, варнаками, делать… Эй, малой! — обратился я к мужику Помельче, — ну-ка, метнулся в кухню, принёс табуретку! Не знаешь где? Первый раз, что ли, на разбой пошёл? Это там… Последняя — после вас, лиходеев, осталась!
Пока тот, что Помельче, ходил за табуретом, я рассматривал мужиков. Они сошли с крыльца, побросали топоры и теперь понуро ждали, глядя в землю и теребя в руках нечто вроде шапок. У одного, вроде, картуз какой… Ну, не богатыри, прямо скажем: ростом самый высокий, мне до середины груди будет, может чуть выше, а я то всего — метр девяносто, с небольшим буду. К тому же, мужики мне попались какие-то костлявые! Я вспомнил когда-либо виданных мною в жизни наших советских колхозников: те, даже постсоветских времён, наоборот — по большей части страдали от лишнего веса… Ну, а что? Свининка своя, молочко домашнее, экологически чистый воздух! Физическая работа на свежем воздухе, наконец…
Мужик, что Помельче, к тому же — весь в струпьях каких-то… Особенно руки. Пожалуй, я на ту табуретку не сяду, мало ли что… Самый Мелкий, тот вообще — наглядное пособие жертв нацизма! Прости меня, Господи… Как будто, только что из Освенцима! Даже лошади, какие-то обезжиренные. И, порода явно не Будёновская. Мелкие какие-то лошади. Да, у них тут точно голод! А я, то…
Не расслабляйся, блин, Вова!
Наконец тот, что Помельче, принёс табуретку. Вид у него изнурённый какой-то, вероятно руки страшно зудились…
— Что с руками, парень?
— Чесотка, барин.
Ну, чесотка — не проказа, не страшно… Помню, в младших классах одноклассник подцепил где-то. Вылечили в момент! Правда, весь класс на медосмотр таскали, а бедолага получил от меня прозвище «Вшивый»…
— Лечить не пробовали?
— К бабке ходили, дык, не помогло…, — ответил Шустрый — по ходу, отец того, что Помельче, — а, к фершару, дык, далеко и денег нет…
— Понятно…, — я посмотрел на табуретку: сесть, не сесть?
Стоя разговаривать с мужиками не престижно и, чесотку подцепить тоже неохота — хотя там, в моём времени она лечится на раз. Попробую продезинфекцировать… Сходил, достал из сумки газовую горелку с баллончиком (на рыбалке — ценная вещь!).
Щёлкаю, делаю пламя по максиму и вожу по поверхности сиденья табуретки… Палево? Да, что мужики огня не видели? Палево, но минимальное. Пускай лучше такое палево, чем чесать и лечить потом собственную задницу…
Мужики, в конец оху… Зело удивились, короче! Разинув рты, следили за моими манипуляциями.
Наконец закончив, я объяснил мужикам:
— С Америки привёз…, — не хотелось бы, конечно, пиарить классового врага, но раз так уж получилось!
Мужики понимающе затрясли бородами…
Усевшись на конченый табурет с видом, как будто сажусь на трон, я важно сказал:
— Ну, продолжим! Зачем вы здесь, я понял: дограбить то, что раньше не дограбили…
— Ваше Благородие! — заорал Смелый, опять бухнувшись на колени, за ним последовали его подельники, — не губи, вашбродь…
Опять двадцать пять!
— А, ну заткнулись все и поднялись! Последний раз предупреждаю! — после поспешного выполнения, добавил, — говорить будете, когда я скажу…
— …А, теперь скажите: откуда вы, вольные, блин, крестьяне?
— С Младших Починков мы, — чего то, я не слыхал…
«Починок» — это, вроде новая деревня — по-старому…
— Деревня, что ли такая? Далеко ли будет?
— Далеко, барин! Вёрст сто…, — ответил Шустрый.
— Ни, чего себе, ближний свет! И, охота было в такую даль, на таких клячах пилить? Ближе грабить некого, что ли? …Молчать, сказал! Ну-ка, ты, — я указал на Шустрого, — быстренько расскажи, что здесь происходило, пока меня не было! Ты вроде, среди них самый разговорчивый…
Из его долгого, получасового рассказа, при котором он всё норовил, разговор на отвлечённые темы увести — так, что приходилось его постоянно в нужное русло направлять, я понял следующий расклад: земли на западе от Солнечной Пустоши, по тракту — сразу за «моими» (то бишь Дмитрия Павловича), принадлежат одному крупному помещику — Князю. Всего на них около пятнадцати населенных пункта. Самые ближайшие к Пустоши — это сёла Старшие Починки и Младшие Починки. Довольно-таки, по тем временам крупные — более пятисот дворов в каждом будет…
Сам Князь на своих землях не жил, а рулили за него в каждом селе управляющие. В Старших Починках — немец Иван Карлович… Мужики о нём уважительно отзывались: «Ужас, какой строгий, но справедливый». В Младших Починках, находящихся почти на самой границе с Солнечной Пустошью — беспредельничал управляющий из наших, из русских… И мало того, даже происхождением из крестьян!