Серега выручил, и Симкин был сослан в Снежный в ранге заместителя генерального директора по финансам.
Немченко быстро понял роль нового заместителя — роль «своего глаза» москвичей в Снежном, и отнесся соответственно: с тихой ненавистью. Орать на Симкина, как орал он на любого из «молодых», Фюрер себе не позволял, но придирался по любому поводу и, тыча коротким прокуренным пальцам в произвольно выбранную строку симкинского отчета, бубнил: «Шо це, я нэ зрозумив?… Шо вы мени тут намалювалы?… Я сам могу так намалюваты…». И Симкин, темнея лицом, тихим-тихим голосом начинал спорить…
— Симкин — мальчик хороший, — ответил Старцев грустно, и суть ответа была ясна без дальнейших подробностей.
Мальчик. Честный, толковый, грамотный, но — мальчик. Никому не известный, никакого веса не имеющий… Если он будет назначен генеральным, а Немченко станет его замом по производству — производству в Снежном придется туго. С Фюрера станется — сделает все, чтоб доказать, что назначение малолетнего выскочки на его, Фюрера, место было ошибочным…
— Или же Фюрер вообще уйдет, — вставил Денисов, — Не будет он под Симкиным работать, зуб даю!… Уйдет. А кого вместо него поставим?…
Некого. Производственника, равного Немченке, нет не только в Снежном — второго такого вообще в России нет…
Старцев покосился недовольно на Малышева, вновь усевшегося на стол, и сказал твердо:
— Значит, Немченко, остается.
Директор Департамента общественных связей Леонид Щеглов пребывал в настроении решительном и боевом. За сегодняшнее утро он успел встретиться с редакторами лучших деловых изданий страны, и результатами неформальных разговоров остался доволен.
Хотя общением с прессой ведал подчиненный Щеглова Тема Еремин, сам Леонид Валентинович очень и очень дорожил добрыми отношениями с руководителями пишущих коллективов. Человек недалекий, новичок в пиаре, может полагать, что все проблемы решаются с помощью «размещалова» — размещения в прессе платных публикаций под видом независимых редакционных статей.
Но «размещалово», господа — это плоско и неинтересно. Не размещаловом единым жив русский пиарщик. Ведь даже самый прожженный циник, охотно пользующийся услугами проституток, мечтает о большой и чистой любви — а Леня Щеглов, к слову, проституток не любил…
Будь уверен — всегда найдется кто-то, кто заплатит больше — и сегодня продавшаяся тебе газета завтра напишет о тебе гадость в угоду тому, кто предложит большую сумму. Леня же Щеглов предпочитал разовым платным утехам отношения стабильные, долгие и бескорыстные, построенные на взаимной симпатии и взаимном же уважении.
Именно потому так дорожил он некогда сложившимися связями в печатном мире.
Но дружба пиарщика и журналиста — процесс непростой. Пиарщик заинтересован в том, чтобы завербовать журналиста в число своих сторонников — журналист должен сохранять хотя бы видимость независимости. Пиарщик предлагает свою правду — журналист ищет объективности.
Посему отношения между двумя этими столь близкими — и бесконечно далекими друг от друга — людьми напоминают поединок фехтовальщиков: то журналист наседает, требуя невозможной какой-то информации, а пиарщик пятится, прикрываясь коммерческой тайной и распоряжением сверху, то пиарщик переходит в наступление, прицокивая языком и пытаясь скормить журналисту нуждающийся в публикации факт — журналист же факта публиковать не хочет, ибо считает его недостойным внимания…
В данный момент Щеглову важно было в очередной раз подтвердить свои добрые отношения с главредами ведущих деловых изданий. В момент, когда Генеральная прокуратура продолжает свои наезды на родную Корпорацию, необходимо было заручиться их поддержкой или, как минимум, гарантией нейтралитета.
В десять утра Щеглов завтракал с редактором первой русской деловой газеты «БизнесменЪ». Одним из принципов работы Щеглова с такими людьми, как руководитель «Бизнесмена» — людьми недоверчивыми и не терпящими никакого давления, был принцип «Не грузи». В промежутке между историей о том, какого в прошлые выходные Щеглов поймал карпа, и рассказом редактора о недавней поездке в Рим, помянули вскользь и Генерального прокурора.
— Туго, поди, приходится? — спросил редактор сочувственно.
Щеглов поднял брови — мол, о чем ты?…
— А, об этом… — вспомнил он наконец, — Да брось ты, ей богу… Не в первый раз, поди…
— Так серьезно — в первый раз… Или я не прав?… — удивился редактор.
— Погоди, погоди, — Леня нахмурился, — А почему ты думаешь, что серьезно?…
И внимательно выслушал ответ, из которого понял, что: а) редактор в курсе конфликта, и даже специально наводил справки, а значит, газета имеет к теме неподдельный интерес, б) в данный момент идет активнейший сбор информации по теме — как у Корпорации, так и у Прокуратуры, в) позиция газеты вроде бы уже определилась, и позиция эта для Щеглова и представляемой им структуры весьма и весьма удобна — «БизнесменЪ» не намерен поощрять силового вмешательства государства в дела частного бизнеса, тем более — попыток национализировать ранее купленную компанию, и конфликт «Росинтера» с Прокуратурой рассматривает исключительно в этом ключе.
В 11:30 Щеглов пил кофе с редактором еженедельника «Портфель», и здесь уже действовал согласно второму своему принципу — «Выказывай доверие».
— Полный пиндык, — ответил он скорбно на вопрос «Как дела?».
И многословно пожаловался на гадские действия прокуратуры, и под большим секретом рассказал, что нормальная жизнь в Корпорации кончилась, что все силы мобилизованы на борьбу с Генпрокурором, что это просто какой-то кошмар и ужас.
— Да брось ты! — изумился редактор «Портфеля». — Тоже мне, проблема… Не в первый раз поди…
И сообщил Щеглову, что всерьез прокурорский наезд не воспринимает, что считает это очередной попыткой очередного чиновника «зафиксировать прогиб» перед новым Президентом, и что «Портфель» вообще этой теме особого статуса придавать не намерен и писать про «Росинтер» гадости не собирается…
Третий собеседник, с которым Щеглов в 13:00 приступил к поглощению ланча, руководил недавно открытым и устроенным на западный манер ежедневником “Русский бизнес”. В беседе с этим третьим Щеглов придерживался третьего своего принципа: “Умалчивай о важном”.
— Ну что, — спросил редактор весело, — Проблемы у вас, Леонид Валентинович?…
Щеглов поиграл бровями, отчего глянцевая кожа на бритом черепе пошла волной, и наколол на вилочку маринованный грибок.
— Очень уж громко прокурор начал дело, — продолжал собеседник, — Ему теперь отступать некуда, придется до конца доводить…
Щеглов тщательно пережевывал пищу.
— Корпорация, небось на ушах стоит… — не унимался редактор, — Небось, вызнали уже, чьих рук это дело…
«Вызнали, — написалось в глазах Щеглова, — Но тебе не скажем». Вслух же было произнесено:
— Форель они тут солят потрясающе… Попробуй!
Редактор «Русского бизнеса» был человеком умным, очень умным. Но слишком молодым. И на безмолвную подначку Щеглова попался:
— Ладно, можете не говорить, если это такой уж секрет… Только никакой это не секрет, Леонид Валентинович. Мы, между прочим, тоже не зря штаны в редакции просиживаем, нарыли кой-чего…
И выдал Щеглову, что некое «неофициальное лицо, близкое к руководству Генеральной прокуратуры» уже прокомментировало «Русскому бизнесу» ситуацию, назвав происходящее «банальнейшей заказной акцией» и туманно намекнув на имеющихся у «Росинетра» тайных недоброжелателей. Подробностей главред не открыл, да и не было у него, скорее всего, никаких подробностей, но что ж, и такой улов был неплох.
Словом, в свой кабинет Леонид Щеглов явился лишь к трем часам — в бодром настроении, слегка подпорченном лишь чувством чрезмерной пресыщенности — на трех встречах подряд, происходивших в заведениях общепита, Леонид Валентинович объелся.
— Кофе? — спросила секретарь Олечка, чрезвычайно довольная добрым расположением духа начальника.