У входа в нашу комнату постоянно дежурила пара худосочных мужчин с копьями, составлявших, типа, караул, призванный тщательно охранять покой. Как показали дальнейшие события, мера эта оказалась не лишней, поскольку храм дал приют довольно большому числу людей. Думаю, их тут находилось не менее пары сотен. Вся эта публика размещалась в большом храмовом дворе, где были сооружены навесы от солнечного света. Двор, помимо эстетических функций, служил, видимо, и молельней : в его дальнем конце, под портиком, находились шесть глубоких ниш с высоченной статуей фараона и жертвенным столом в каждой. Когда я впервые заглянул во двор, то он показался мне очень большим : думаю, площадь его составляла метров шестьсот, если не больше, там запросто можно было бы устроить пару волейбольных площадок. Слух о нашем появлении быстро облетел беженцев, нашедших приют под навесами. Все они, выходя из двора, норовили заглянуть в нашу комнату. В такие минуты караул у входа сердито загораживал щитами проход и толкал зевак древками копий.
Вместе с тем, забота о нашем покое ничуть не мешала самим караульным вовсю таращиться на нас. С одной стороны это раздражало, но с другой, я находил такому поведению логичное объяснение, задавая самому себе вопрос : а как бы я сам смотрел на живого Бога ?
В первый же день, после обеда появился тот самый старик в белой одежде, что встретил нас у ворот. Его всё также сопровождали четверо мужчин помоложе. Явившиеся вели себя подчёркнуто корректно и внимательно.
С помощью простейшей жестикуляции, мы определились с именами. Оказалось, что старик носит очень замысловатое имя, похожее на "Хинджерапатах", которое я тут же сократил до ясного и простого "Хи". Далее я объяснил, что хочу рисовать и один из спутников Хи вручил мне палетку и довольно длинный рулон папируса. Про палетки - дренеегипетские аналоги современных школьных пеналов - я читал в книге Бажда, которую мне рекомендовала Катя, так что без затруднений разобрался с тем, как их использовать для рисования.
Я нарисовал Ломаную пирамиду в аксонометрической проекции, изобразил штриховыми линиями внутренние коридоры и камеры. Надо сказать, что они устроены довольно замысловато ; это сооружение может быть по праву причислено к одним из самых сложных в древнеегипетской архитектуре. Я старался как мог, напрягая своё пространственное мышление, но не был полностью уверен в точности рисунка ; в конце-концов, малевал-то я по памяти, без шпаргалок.
Но художества мои произвели на старика и его спутников весьма сильное впечатление. По мере того, как процесс рисования подходил к концу, дяденька в белой одежде начинал всё сильнее волноваться. Он обменивался со своими спутниками краткими замечаниями, иногда совсем короткими, буквально в пару слогов. В его интонациях ощущалось нараставшее волнение. Когда же я благополучно завершил свои художественные потуги и ткнул заострённой палочкой, служившей мне пером, внутрь пирамиды, строго сказав : "Мне надо сюда !" старик повалился на пол и запричитал. Самое забавное заключалось в том, что он понял меня даже не зная русского языка.
Я жестом приказал спутникам старика поднять его на ноги. Затем показал пальцем на Прошу, Мевера и в собственную грудь, после чего опять ткнул палочкой на внутренности Ломаной пирамиды. "Нам надо сюда !"- повторил я строго.
Старик завыл в голос и закрыл лицо руками. Вместе с ним заплакали и его спутники, видать, сильно расстроились. Сцена получилась на редкость волнительной, признаюсь, я даже испугался, не захотят ли они сейчас посадить нас на пики. Видимо, я требовал от жрецов совсем уж чего-то святотатственного.
Но иного пути у меня не имелось. Если я хотел перехватить Первого и его бригаду, мне следовало делать это именно внутри пирамиды, а не снаружи. Ведь там охрана, вооружённая винтовками с ночными прицелами, просто-напросто не позволит мне приблизиться.
К чести старика в белом и его спутников, следует признать, что в ответ на мои непристойные предложения ничего плохого они нам не сделали. Вообще, египетские жрецы произвели на меня впечатление людей на редкость разумных и адекватных. В отличие от простолюдин, набившихся в храм, господа в хитонах вели себя очень сдержанно и достойно - не выли, не орали, разговаривали с народом ласково и раздавали ему еду.
Ситуация, сложившаяся в стране, оставалась для меня совершенно непонятной. Поскольку нас не ограничивали в передвижении по территории храма, мы с Прошей регулярно поднимались на стену. С неё открывался прекрасный вид на широкую долину и канал, отведённый из озера. В долине, рассечённой на множество участков обрабатываемой земли, можно было видеть, населённые пункты, отстоявшие примерно на три километра к югу и северу. В первый же вечер мы стали свидетелями сожжения того городка, что находился к северу. На протяжении примерно часа или полутора оттуда доносились звуки побоища - крики людей, рёв домашнего скота, грохот разрушаемых построек. Затем занялся пожар, продолжавшийся всю ночь и первую половину следующего дня.