- То есть Елена все еще читает лекции по документообороту?
- Неа. Приступила к практике. Заставила девчонок перелопатить жалобные письма граждан и разложить их по разным папкам.
- Я была уверена, что у помощницы мэра есть работа поважнее.
- Да какая у нее может быть работа, если Добрышевский сейчас в конференц-зале дает интервью?
У Маринки загорелись глаза.
- Да ты что? Телевидение приехало?
- Нет. Кажется, корреспондент какой-то местной газетки. Вроде надолго засели. Слушай, Марин... - Артем заерзал на пластиковом стуле. - Давай сбежим, а? Пойдем в кино, по парку погуляем. Елена на нас рукой махнула. Завтра скажем, что выполняли чье-нибудь поручение. Надо воспользоваться тем, что все заняты своими делами. Ну как?
Насчет «воспользоваться» Маринка была полностью согласна. Но Артему необязательно знать, что именно она собирается сделать.
- Да, давай погуляем, - сказала она, вставая. - Погода чудесная. Но мне кое-куда заглянуть нужно. Подожди меня в фойе, хорошо?
- Хорошо, - просиял Артем и окрыленный помчался к выходу.
На пятом этаже царила тишина заброшенного фамильного склепа. Маринка слышала, как шуршит ковролин под каблуками ее туфель, и радовалась тому, что кабинет Добрышевского в начале коридора, а не в конце. На цыпочках она вошла в пустую приемную, подкралась к двери кабинета и вставила в замочную скважину дубликат ключа, который предусмотрительно сделал вчера Антонио.
Пока все шло гладко. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Маринка перевела дух. Выйти обратно будет проще. Главное - избавиться от жучка. Без него она сможет сочинить какую угодно историю. С жучком ее отведут прямиком в милицию.
Однако избавиться от жучка было нелегко. Спрятать в шкаф нельзя, потому что будет плохо слышно. Просто кинуть на стол опасно, потому что быстро найдут. Засунуть в карандашницу или пресс-папье невозможно, потому что нет нужных инструментов. Маринка озиралась в растерянности, и каждая потраченная впустую секунда казалась ей часом.
Последней надеждой было окно. Во всем Белом доме были установлены одинаковые пластиковые окна с широкими подоконниками. В кабинете мэра эти окна были украшены тяжелыми многослойными портьерами. У шторной конструкции был величественный и неприступный вид, и можно было не сомневаться, что вряд ли у кого-то поднимется рука отдернуть портьеру и нарушить идеальные складки.
Маринка нырнула под шторы и осмотрела подоконник. Как и Денис, она была очень разочарована, не найдя там ничего, кроме слоя пыли. Современный немецкий пластик был безупречен. Не было там ни просторных щелей, ни сталактитов из краски, как на старых деревянных окнах, куда без проблем поместился бы крошечный жучок. Были бы под рукой нитки с иголкой, можно было бы подшить жучок к шторам с обратной стороны. Правда, Маринка не была уверена, что у нее есть время на рукоделие.
Как оказалось, у нее вообще не было времени.
Шум в приемной вовремя предупредил ее об опасности. Маринка похолодела и, едва соображая, что она делает и почему, забралась с ногами на пыльный подоконник. Она вжалась в угол, обхватив колени и пытаясь унять зубовную дрожь, и в ту же секунду дверь кабинета распахнулась, и приятный баритон произнес, обращаясь к кому-то в приемной:
- Давайте его в кабинете подождем. Здесь гораздо уютнее.
Маринка сидела ни жива ни мертва, благословляя мастериц, которые сшили для мэра такие широкие надежные и, главное, плотные шторы. Она была невидима в своем убежище и практически неуязвима. При условии, конечно, что никому не придет в голову мысль раздернуть портьеры, чтобы полюбоваться видом из окна.
А гости Добрышевского тем времени чувствовали себя как дома. Маринка слышала звуки передвигаемых стульев и звяканье стаканов, скрип открываемого бара и бульканье выливаемой из бутылки жидкости. Судя по голосам, гостей было трое. Сочный баритон вел себя как хозяин и много шутил. Бас говорил мало и в основном о выпивке. Третий голос с противными скрипучими нотками брюзжал по поводу и без. Маринка окрестила его про себя простуженным.
Сердце билось так громко, что мешало Маринке слышать и понимать разговор. Она попыталась успокоиться. Раз уж ее занесло на подоконник, надо извлечь из этого максимум выгоды. Нельзя сомневаться в том, что ей удастся без потерь выбраться из ловушки. Совещание закончится рано или поздно, все разойдутся по домам, а она приткнет куда-нибудь жучок и благополучно выберется из кабинета Добрышевского. Ей даже не придется возвращаться в Белый дом. Если только она сумеет ничем не обнаружить своего присутствия, ее кошмарная практика закончится на два дня раньше срока.
И тут у Маринки нестерпимо зачесалось в носу. Пыль с подоконника давала о себе знать.
Она зажмурилась, стиснула зубы и приказала себе «не чихать». Приказ не сработал. Из Маринкиных глаз потекли слезы, а нос по внутренним ощущениям раздулся до неприличных размеров. Она держалась до последнего, но даже образцовый агент 007 на ее месте не смог бы совладать с физиологическими потребностями. Зажав рот и нос ладошкой, плотно сомкнув губы, Маринка чихнула.
Звук получился негромкий и сдавленный, но Маринке он показался резче ружейного выстрела. Она прислушалась в страхе, с минуты на минуту ожидая разоблачения, но гости Добрышевского ее попросту не услышали. Как раз в тот момент, когда поглощенная внутренней борьбой Маринка позорно сдалась инстинкту, в кабинет вошел мэр, и его бодрое приветствие заглушило ее чих.
Вальяжный голос Владимира Григорьевича раздался прямо у нее над ухом:
- Я вас надолго не задержу, у меня с пяти прием граждан.
Маринка перестала дышать. Насколько она могла понять, Добрышевский стоял у шкафа, как раз напротив нее. Стоит протянуть руку, а еще лучше ногу, и она сможет его пнуть. Но стоит ли рисковать всем ради секундного триумфа?
- Давай до завтра тогда отложим, - пробурчал бас, уже изрядно под хмельком.
- Дело срочное, до завтра не подождет, - сказал Добрышевский и отошел от шкафа.
Маринка позволила себе вздохнуть.
- А что случилось то, Володь? - осведомился баритон с заботой.
- Через две недели Позин из Экологической Службы уходит на пенсию.
- Так рано? - ужаснулся баритон.
- Да. Поэтому действовать надо сейчас.
- Неприятная ситуация, - проскрипел простуженный.
- Наоборот. - Добрышевский был весел и бодр. - Борьба за экологическую чистоту города принесет мне дополнительные очки. Не то чтобы я в них нуждался, но все равно приятно.
Маринка не нашла в его словах ничего смешного, но собеседники Добрышевского почему-то расхохотались.
- Ладно, давайте ближе к делу.
Маринка услышала, как по паркету скрежетнули колесики и кресло заскрипело под весом Добрышевского.
- Вчера я заезжал к нему и окончательно продумал все детали. Смотрите.
Маринка смотреть не могла, зато могла слушать. Поначалу речь Добрышевского, прерываемая время от времени чужими репликами, казалась ей набором бессвязных фактов. Но захмелевший бас, к Маринкиному счастью, тоже не успевал следить за нитью рассуждений и задавал вопросы, благодаря которым она вскоре составила себе ясное представление о готовящейся афере...
На северо-востоке Горечанска, почти на самой окраине, располагался старинный парк. Из построек в районе парка было всего лишь несколько серых панельных девятиэтажек и полуразвалившийся Дом Культуры, который сдавался в аренду малому бизнесу, но популярностью у него не пользовался из-за плохих коммуникаций и удаленности от деловой части города.
Местечко это было на редкость красивое и стратегически выгодное. С одной стороны, подальше от шумного центра и выхлопных газов, поближе к парку, от которого до Великого Озера было рукой подать. С другой стороны, недалеко от федеральной трассы Горечанск - Москва, да и с городом отличное транспортное сообщение. Одним словом, лакомый кусочек земли, идеально подходящий для строительства элитного коттеджного поселка.