- Так что, Мариночка, не дай Бог тебе узнать, что такое скука! - воскликнул Чалый и звякнул своим бокалом о Маринкин. - За вечную молодость и любопытство!
Она задумчиво отпила глоток.
- Значит, корпорация для тебя в некотором роде развлечение?
- Самое настоящее развлечение, - рассмеялся Петр Александрович. - Жаль только, что я сам не могу вместе с вами поработать. Эх, я ту бабенку не хуже Антонио раскрутил бы. Даже лучше. Женщины сразу чувствуют, когда за мужиком реальная сила стоит. Но, увы, времени нет. Да и светиться не имею права. Так что тебе сказочно повезло, между прочим. Ты непосредственно участвуешь в игре.
Маринка вспомнила бесконечное раскладывание пасьянсов и невесело усмехнулась. Ничего себе везение.
- Но ведь рано или поздно все надоедает, - сказала она.
- К сожалению.
- И что будет с нами, когда тебе надоест корпорация?
Что будет со мной, когда тебе надоем я? - казалось, спрашивал ее строгий взгляд.
- Какие серьезные мысли, - засмеялся Чалый. - Слишком серьезные для такой красивой девушки.
Он потянулся к Маринке и взял ее руку в свои.
- Давай не будем говорить о работе сегодня, хорошо? Не хочется портить такой чудесный вечер.
До сих пор он никогда так с ней не разговаривал. Обычно он выбирал с ней шутливый, покровительственный тон, из-за которого Маринке было так трудно называть его на «ты». Ни разу она не слышала, чтобы его голос зазвенел от страсти. И вот сегодня свершилось чудо. Он смотрел на нее так, как смотрят только влюбленные мужчины, с жадной надеждой и мольбой, которая способна тронуть самое твердокаменное сердце, и за это Маринка была готова простить ему все на свете. Невнимание и цинизм, расчет и холодность... Что бы там Петр Александрович ни утверждал насчет скуки и пресыщенности, когда в арсенале мужчины есть такие взгляды, он еще не окончательно потерял вкус к жизни!
После «Виноградной Лозы» Петр Александрович повез Маринку в гостиницу «Озерная», которая, несмотря на непритязательное название, пользовалась репутацией лучшего отеля Горечанска. Маринка ужасно робела и не поднимала глаз, пока Петр Александрович общался с администратором и забирал ключи от номера люкс. Ей казалось, что все таращатся на нее и делают выводы, в целом правильные, но от этого не менее мерзкие. Никто не имеет права осуждать ее за то, что она пришла с любимым мужчиной в гостиницу. Никто!
- Извини, что притащил тебя в этот гадюшник, - скривился Чалый, заходя в номер. - Надо было тебе все-таки найти квартиру.
- А мне здесь нравится, - сказала Маринка, уходя от опасной темы. - Красиво.
Двухкомнатный номер, выходящий окнами на центральную площадь Горечанска, был обставлен добротно, но с фантазией. Темно-коричневая мебель на резных ножках под старину, гигантская кровать в спальне, застеленная шелковым красным покрывалом с райскими птицами, многослойные шторы со свагами и подхватами - все производило впечатление достатка и благополучия. Единственное, что можно было поставить декоратору в укор, так это излишнюю пышность и яркость цветов. Но Маринке, выросшей в квартире со стандартной стенкой и коврами во всех комнатах, номер показался самым чудесным на свете.
На столике, зажатом в гостиной между двумя массивными креслами, обнаружилась бутылка полусухого шампанского, коробка дорогих конфет и ваза с фруктами.
- Выпьем по бокальчику? - предложил Петр Александрович, доставая из шкафчика высокие хрустальные бокалы.
Маринка кивнула, хотя в голове и так уже шумело от изысканного вина из «Виноградной лозы». Но шампанское было таким же неотъемлемым атрибутом романтического вечера, как ужин в ресторане, подарок или номер люкс, и она не имела права нарушать традицию.
Петр Александрович усадил Маринку в кресло и протянул ей бокал.
- За нас и за сегодняшний день!
Маринка чуть улыбнулась. Да, день сегодня и в самом деле знаменательный. Сколько они знакомы? Страшно вспомнить. Один, два, три... около шести месяцев. И вот впервые остались наедине в гостиничном номере, когда никому из них не надо спешить домой.
Ох, я же маму забыла предупредить, что не приду ночевать, внезапно вспомнила Маринка. Хотя, может, и приду...
Петр Александрович стоял у окна и, отодвинув шторы, наблюдал за жизнью центральной площади. Маринка подумала, что пора бы ей что-нибудь сделать. Подойти к нему, обнять, поцеловать, сказать что-нибудь. Как должна вести себя влюбленная женщина в подобных обстоятельствах? Уж ни в коем случае не сидеть на кресле и не цедить шампанское!
Маринка встала. Почему-то рядом с Петром Александровичем самые простые вещи казались сложными. В его присутствии ее природная стеснительность возрастала в десятки раз, и никакой аутотренинг не помогал справиться с дрожью в руках и ногах. Что с этим делать, Маринка не знала. Может быть, когда они станут ближе, она станет относиться к нему как к обычному мужчине...
Она подошла к Чалому и положила подбородок ему на плечо. На нее слегка пахнуло каким-то дорогим одеколоном, и Маринка, очень чувствительная к запахам, с наслаждением принюхалась. Как хорошо пахнет... Но иначе и быть не может. Все, что имеет отношение к Петру Александровичу, наивысшего качества.
- Смешной у вас городок, - сказал Чалый, отпуская штору и поворачиваясь к Маринке. - Немногим больше моего Заозерья, а самоуверенности хоть отбавляй.
Маринка не вполне поняла, что он имеет в виду, но уточнить не успела, потому что Петр Александрович решил, что с него разговоров хватит. Он обхватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Маринка как-то вся обмякла в его объятиях, как будто силы окончательно покинули ее, и она потеряла всякую возможность управлять своим телом. Петр Александрович почувствовал ее слабость и как джентльмен, красиво и без усилий, поднял Маринку на руки.
Он внес ее в спальню, как жених в первую брачную ночь несет невесту, и Маринка, прижимаясь щекой к вороту его рубашки, твердо знала, что она до мельчайших подробностей запомнит сегодняшнюю ночь. Неважно, что ждет их завтра с Петром Александровичем (господи, да какой там Петр Александрович? Петя, Петенька, обожаемый, любимый, чудесный). Он женат, и она вовсе не тешит себя напрасными надеждами. Но эту ночь у нее никто не отнимет. Она станет ее талисманом, ее счастливой монеткой и кроличьей лапкой на удачу. В минуты печали она вспомнит о том, что произошло сегодня, и вновь поверит то, что в жизни есть место сказке.
В спальне Петр Александрович опустил Маринку на кровать и с жаром, достойным латиноамериканского любовника, стал срывать с нее одежду. Лицо его, и без того смуглое, потемнело еще сильнее. Маринка старалась соответствовать, но к столь внезапному взрыву страсти она не была готова, и поэтому чувствовала, что ведет себя неловко и неестественно. Ей хотелось, чтобы все было иначе. Медленно и ласково, без ненужных комплиментов и восторженных восклицаний. Хотелось осознавать каждое движение и плавно погружаться в мир чувственных удовольствий, познавая себя и изучая любимого...
Увы, времени на изучение и познание у нее не было. Приходилось подделываться под неистовый пыл Петра Александровича и загораться от его желания.
Однако если с желаниями у Петра Александровича был полный порядок, то с реализацией этих самых желаний дело обстояло иначе. Тело Чалого, мускулистое, поджарое, смуглокожее, с темной курчавой порослью на груди, оставалось на удивление безучастным к Маринкиной красоте; и сколько бы он ни таращил глаза и ни прижимал ее к себе с силой истинного Геркулеса, результат был все тот же - плачевный.
До Маринки не сразу дошло, что прелюдия затянулась до неприличия. Петр Александрович так очевидно сгорал от желания, что она с замиранием сердца ждала, что он вот-вот сольется с ней в единое целое и помчится к вершинам неописуемого блаженства. Пожалуй, Маринка даже переживала из-за того, что он торопится, и хотела подольше растянуть сладкие мгновения любовной игры.
Но, как это часто бывает с женщинами, она совсем не обрадовалась, когда ее желание неожиданно исполнилось. Судя по всему, момент упоительного слияния не просто задерживался, а откладывался на неопределенное время.