Вот неуместное чувство юмора точно можно было выносить на первое место причин его никак не складывающихся отношений с девушками.
Но намного сильнее его пугала не перспектива показаться перед Викой идиотом, а обидеть её своими словами.
Однако все его страхи и сомнения разогнал тот самый завораживающий, волшебный смех, в который он влюбился без сомнения так же сильно, как и в его обладательницу.
— Вы просто ужасный директор, Илья… — кажется, она всё же хотела добавить его отчество, но поддалась соблазнительной близости губ и потянулась к нему за поцелуем. В мыслях пронеслось отчётливое «ты совсем с ума сошла!», но звучало оно почему-то не с укором, а с восторгом. — Хорошо, что я пью таблетки.
Он хотел сказать ещё что-то про любовь к ответственным сотрудникам, обязательные медосмотры, корпоративную этику… Наверное, это было настоящей удачей, что его губы никак не могли оторваться от её, — или что она никак не позволяла ему прервать поцелуи, — и у него не было больше возможности попытаться всё испортить своими разговорами.
А ей, на самом деле, было уже совершенно всё равно, что за слова звучали над ухом, когда мужские руки необычайно чутко и ласково поглаживали тело, согревали трепетными прикосновениями внутреннюю сторону бедёр, раздвигали ноги так аккуратно и неторопливо, будто их обладатель до последнего сомневался в том, имеет ли право это делать.
Он был очень нежным, и ей тоже хотелось отвечать ему нежностью. И все прежние порывы, эти торопливые попытки насытиться чужим телом, толком его не узнав, не увидев, не почувствовав, теперь казались пошлыми, скучными и серыми. Ничего общего с тем вихрем эмоций, что поднимался внутри неё и сносил все преграды предрассудков и сомнений.
Хотя, предрассудки были оставлены ещё в момент, когда её пальцы впервые зарылись в его мягкие волосы, а все сомнения — когда он воровал для них бутылку шампанского.
А сейчас, под весом этого тёплого белого медвежонка, испарялся капельками воды на солнце и естественный страх перед близостью с новым мужчиной. Настолько уютным и родным, словно они были знакомы всю жизнь.
Его движения так и оставались замедленными, осторожными: и то, как он входил в неё, и как постепенно набирал скорость и увеличивал амплитуду толчков. Пальцами гладил её ногу от колена до бедра, целовал линию подбородка, то соскальзывая вниз, на шею, то поднимаясь вверх, к губам, которые ей приходилось закусывать, чтобы ненароком не создать лишний шум.
И её саму тоже то тянуло вниз, то подбрасывало вверх, раскачивало вперёд-назад, как на качели. Приходилось очень крепко держаться за его плечи, чтобы не сорваться и не упасть, и с каждым обратным движением из неё импульсивно вырывался вздох чистого восторга и предвкушения того, как высоко удастся взлететь на этот раз.
Выше и выше, чтобы достать до самого неба.
А Илья чувствовал себя так, словно добрался до самого любимого своего десерта. Смаковал удовольствие, перекатывал во рту потрясающую сладость поцелуев, позволял пряничному аромату окутать его с головой и задурманить сознание, и так плывущее под жаром её тела.
Она была такая невозможно горячая. Снаружи, где загорелая кожа мерцала и переливалась, таяла под его пальцами слитком молочного шоколада. Внутри, где обхватывала плотно и тесно, сжималась вокруг него с такой силой, что кружилась голова, и наслаждение текло вместо крови густой сгущёнкой.
И даже когда оргазм накрыл его вслед за ней, застал врасплох и высек сноп искр, пронёсшихся перед глазами алыми прядями волос, желание обладать ею никуда не исчезло. Напротив, он будто ещё крепче сжимал руками её обмякшее, усталое, разнеженное после удовольствия тело, и вдавливал в диван ещё сильнее, чтобы ни в коем случае не позволить ей улизнуть из его жизни так же быстро и естественно, как у неё получилось туда ворваться.
Теперь те несколько недель, что он присматривался к ней со стороны и придумывал какой-нибудь повод завести общение, выглядели лишь впустую потраченным временем. С этой лисицей не работали стандартные схемы и избитые приёмы — оно и к лучшему, ведь они и у него самого выходили просто отвратительно.
— Победа над одиночеством? — с неприкрытой надеждой в голосе спросил он, краем глаза замечая, как ярко и контрастно выглядели его светлые волосы рядом с её красными, разметавшимися по обивке дивана. — Кстати, у меня дома очень вкусные мандарины. Целый ящик! И шампанское намного лучше этого.