Папка на столе доктора Ломан, набитая документами, протоколами и докладами, содержала выводы о состоянии Эрвана Данте-Легана, головоломку из разрозненных кусочков, в которой многого недоставало.
Приговор к восьми годам тюрьмы в 1997-м за преступления, совершенные в Клиши двумя годами ранее. Ему было двадцать четыре года: кража со взломом и заточением владельца жилья. Он влез в трехкомнатную квартиру молодой женщины через окно, забравшись на третий этаж по фасаду. Потом раздел хозяйку квартиры и привязал лифчиком к кровати. После неудачных ласк попытался изнасиловать, но безуспешно.
Тогда он накрыл лицо жертвы ее бельем и опустошил найденную на кухне бутылку виски. Три часа спустя Эрвана, скитавшегося по кварталу, задержали после того, как его жертве удалось освободиться и позвонить в полицию. Он имел при себе несколько украденных у нее предметов: съемную автомагнитолу, часики из позолоченного металла и золотую цепочку с крестиком.
Психиатрическая экспертиза пришла к выводу о полной уголовной ответственности с диагнозом психопатия. Доктор Ломан с улыбкой отметила, что заключение сделано доктором Льенаром. Тем самым, который называл себя профессором, не имея на это никакого права.
Всего несколько часов назад они встречались в суде Кретейя, где слушалось дело об изнасиловании. Предметом обсуждения был насильник. Проводилась экспертиза и контрэкспертиза. Льенар отвечал за первое, Ломан — за второе.
С точки зрения Льенара, мужчина был вменяем. Судя по внешности, полностью владел собой: аккуратный, с правильной речью, имеет постоянную работу. Но «профессор» плохо подготовил свое досье. По небрежности он остановился только на очевидных признаках.
И Ломан пункт за пунктом разрушила его доказательства. С помощью эффективных психологических тестов она наглядно продемонстрировала наличие шизофрении и смогла доказать, что данный случай соответствует первому пункту статьи 122–1 Уголовного кодекса. Имело место насилие, но человек не был адекватен и больше нуждался в лечении, чем в тюремном сроке.
И судьи ее послушали. Тот факт, что доктор Ломан — женщина, быть может, сыграл свою роль. Жертва и ее близкие ушли разочарованными.
И Жак Льенар, коллекционер наград и отличий, эксперт по судебным учреждениям, опустив голову, нервно зашагал из зала.
Она не стала ему другом.
Но это не повод пренебрегать его выводами, касающимися Эрвана Данте-Легана — Данте, как она его пометила для себя. Льенар описал его как нарциссическую личность, ущемленную в детстве, чрезвычайно неспокойную. Арестованный в 1995-м за свои аутоагрессивные поступки, он был осужден на госпитализацию в Медико-психологическую службу, по-видимому, для подтверждения диагноза.
Закрывая досье, доктор Ломан вздохнула. Инстинкт самосохранения спасал и в более серьезных случаях душевной болезни, и легче отрезать себе ухо и нос, чем части гениталий.
Чтобы отвлечься, она достала фотографию дочерей. Она рассматривала ее некоторое время, что-то ища в их позах, в выражении лиц… Подтверждения того, что она знала. Анжелика прямая и серьезная, ноги в воде. Эмма смотрит не в объектив, а на мокрые ступни. Доктор Ломан положила фотографию в ящик, незаметный для людей, которых она принимала в своем кабинете.
Их Служба всегда считалась передовой: большинство пациентов выписывалось через пару-тройку месяцев, тогда как несколько десятилетий назад их ждала бы смерть. От потока больных иногда кружилась голова. Доктору Ломан виделся корабль, севший на мель: судно тонет, и нужно затыкать пробоины.
Выключая свет, она подумала, что хорошо бы принять дозу транквилизатора, назначенного Данте — она уже называла его Данте, так было удобней.
По другую сторону запертых дверей Данте, вероятно, готовился провести свою первую ночь в изоляторе. В этот июньский день ему оставалось три часа до наступления темноты.
Стоя в безопасности за плексигласовым пюпитром и всем своим видом опровергая пословицу, что сапожник ходит без сапог, Жильбер Мосс служил лучшей рекламой своему ремеслу: в сорок шесть он по-прежнему выглядел невероятно молодо. Некоторые его коллеги пренебрегали своей внешностью, предпочитая тратить силы на жен, которые преображались с ловкостью, с какой дизайнер оформляет собственную квартиру, однако Мосс не мог применить свое искусство к жене, ибо та не испытывала в этом необходимости.
Результат его омоложения: лишь несколько «гусиных лапок» у глаз, две морщины, окаймляющие рот, и слегка дряблая кожа между адамовым яблоком и подбородком. Но двадцать лет назад ему приходилось сообщать свой возраст тем, кому его юный вид не внушал достаточного доверия, чтобы лечь на операционный стол.