Молчание.
— Эрван?
— Меня зовут Данте, — откликается он, поднимая глаза.
— Хорошо, Данте. Вы хотите объяснить, что произошло? Мне нужно это знать, чтобы вам помочь.
— Помочь?
— Помочь вам чувствовать себя лучше. Вы испуганы. Это лишнее. Здесь вам ничто не угрожает. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.
— Я знаю. Стрекоза мне уже говорил.
— Кто это?
— Баскетболист в очках, из-за которых у него глаза как у насекомого.
— Ах да, — говорит она и не может сдержать улыбки.
Он вздыхает.
— Когда я показала вам скомканное одеяло, которое вынули из унитаза, вы что-то сказали. Я разобрала что-то вроде «ползучей смерти». Верно?
Снова молчание.
— Если вы хотите, чтобы вам помогли, — а я думаю, вы не хотите оставаться в таком состоянии, — нужно, чтобы и вы помогли нам.
— Вы хотите все знать?
Он поднимает голову, глядит на нее, словно ища ободрения.
Она взглядом просит его продолжать.
— Иногда я боюсь змей. Ночью особенно и даже днем. Они могут проникнуть через канализацию. Через туалет. Это самые большие. Надо его закупоривать, они не пролезли. Так я защищаюсь. Я держу их на расстоянии.
— А зачем они стараются добраться до вас?
Его речь стала лучше. Он отчетливее осознает свое состояние. Только сами рассуждения свидетельствуют о болезни. Если бы кто-нибудь наблюдал этот разговор из-за стекла, не слыша слов, он и не подумал бы, что один из собеседников болен.
Первая смерть в каком-то смысле имеет основания господствовать в мире. Но смерть не избавлена от страданий.
— Они хотят пробраться через канализацию, чтобы окончательно завладеть моей душой, а потом убьют меня ради своего удовольствия.
— Потому что они уже отчасти завладели вашей душой?
— Как и всеми.
— Всеми?
— Это змей, который извратил наш мир с самого начала и погрузил нас в ад.
— Вы про сад Эдема и Еву?
— Про что же еще? — задумчиво произносит он. Глаза его полны покорной тоски. — Конечно, с того самого дня мы все во власти змея.
— И вы считаете, что мы живем в аду?
Опять вздох.
— Это вы знаете намного лучше меня.
— Вернемся к вам, Данте, и к змеям. Это они продиктовали вам ваши поступки в ту ночь?
— Змеи всегда приказывают мне делать одно и то же, — говорит он уже спокойнее. — Говорят, чтобы я поймал девушку, юную, прекрасную, как Ева. Понимаете, одну из тех, кто обладает властью. Потому что они властвуют над мужчинами. Из-за сексуальности. Я должен ловить таких, чтобы смотрели на меня, чтобы обращали внимание на Данте.
Он умолкает — заскрипел стул, на котором стал раскачиваться Роже. На мгновение Сюзанна пугается, что Данте остановится. Но, не поворачиваясь к санитару, который взглядом извинился перед доктором, Данте продолжает:
— Регулярно Змей приказывает мне доставить ему женщину.
Сюзанне вспоминается преступление, из-за которого Данте арестовали: молодая женщина, захваченная и связанная у себя дома. Секретарша в транспортном предприятии… Удивлялась, что в ее квартиру смогли проникнуть через окно.
— Чтобы она была в моей власти, я должен ее связать. Потом начинается ритуал. Всегда одинаковый. Сначала я должен совершить фелляцию, потом Змей приказывает мне оскорблять девушку, унижать… Я завязываю ей глаза. Иногда повязка намокает от слез. Но я их не замечаю… Я люблю видеть это лицо с завязанными глазами и с моим членом во рту… А потом я должен ее мучить. Бритвой отрезать куски от бедер и торса. Ей очень больно и очень страшно. Ей хочется кричать. Но кляп мешает. Слышны только стоны. Мне тоже страшно. И больно за нее. Но существует Змей. И потом, мне тоже это нравится. Это меня возбуждает… Однажды, когда я сделал несколько разрезов, наметив куски, которые надо взять, и рассказал ей, для чего они предназначаются, перед тем как перерезать ей горло, чтобы прекратить ее страдания, а заодно и мои, я поднял повязку. Ее глаза были вытаращены от ужаса… Чтобы не продолжать этой пытки, я перерезал ей горло. Эти мертвые глаза меня держат, но меня это больше не мучит.
Он замолкает. Доктор Ломан растерянно глядит на Роже.
Она ошеломлена — как спокойно, почти мягко Данте рассказывает о своем фантазме. Леденящий контраст между реальностью слов и тоном, которым он говорил об этой реальности.
Доктор просматривает записи в тетради — отдельные слова, восстанавливающие ход ритуала, и тут снова слышится голос. Она вздрагивает, поднимает голову и смотрит на Данте — он сидит скрестив ноги, руки лежат на левом бедре.