— Что вы хотите сказать? — в последний раз рискнула она.
И Данте с пустыми глазами, со стертой памятью, характерными симптомами шизофрении, языком, онемевшим от транквилизаторов, дважды монотонно повторил серию из «о», «у», «а» и «е», за которыми доктор Ломан наконец-то расслышала: «Ползучая смерть».
К антипсихотическим средствам она решила добавить антигормон. Надо остановить неодолимую мастурбацию. Рисперидон и андрокур. Единственное оружие, которое, будем надеяться, избавит от галлюцинаций ее пациента, к которому ни она, ни кто другой из группы пока не имели доступа.
«Ползучая смерть» — Сюзанна как будто услышала это вновь. Перед тем, как выйти из изолятора, доктор Ломан последний раз бросила взгляд на пациента.
Глава 3
Прошло четыре дня. Медикаменты начали действовать: продукты галлюцинаций исчезли. Со второй ночи — ни неодолимой мастурбации, ни манипуляций с экскрементами. Однако еще три ночи и два дня Данте затыкал унитаз скомканным одеялом. Каждое утро санитары вытаскивали мокрое одеяло и выдавали Данте чистое, но после их ухода он поступал с новым одеялом так же, как с предыдущим.
— Эй, скажи, приятель, — спросил его на второй день баскетболист в стрекозиных очках. — Когда тебе хочется испражняться, ты как поступаешь? Тебе ведь каждый раз приходится одеяло вытаскивать? Ты знаешь, что стирка дорого обходится Государственной благотворительности… А если в унитаз сунуть десктоп, как думаешь, может, это сильнее отбило бы охоту пришельцу, чем одеяло?
В ответ лишь молчание и пустой взгляд.
Данте вышел из изолятора и присоединился к группе пациентов. Его приход не вызвал ни страха, ни неприятия.
Разве что презрение Камброна. Параноик, помещенный в ОТБ за убийство служащего Национального института промышленной собственности, который отказался выдать патент на Камбронов огнетушитель для пожара революции. Теперь Камброн считает, что его изобретение грозит интересам очень важных людей, и потому его пребывание в ОТБ — результат их происков. И жив он только потому, что сумел быстро уничтожить макет огнетушителя и документы с описанием процесса работы.
Санитар со стрекозиными очками провожает Данте в столовую. Он на голову выше пациента и, чтобы с ним беседовать, сгибается, как диплодок.
— Ты же видишь, тут ничего не раздражает. Все расписано как по нотам, и мы, белые халаты, вас обслуживаем. Пользуйся. Подъем в 8.30, потом процедуры, душ, завтрак, обед, ужин и, наконец, спать в восемь вечера. Между трапезами ничего особенного, иногда с врачом побеседовать, иногда групповые занятия с психологом. Всего и дел, что есть, болтать и спать. Смотри, тебе отдельный столик приготовили.
В столовой — полдюжины деревянных столов со скамьями. Перед каждым пациентом пластиковый огнеупорный поднос с отделениями для блюд, стакан и ложка для супа. Стрекоза провожает Данте на его место. Тот устремляет взгляд на свой поднос и не видит, как поглядывают на него другие. Он понимает, что здесь нет ни ножа, ни вилки и что эти стаканы разбиваются на тысячу безопасных кусочков, и безропотно улыбается.
— Да, приятель, — шепчет ему в ухо стрекоза. — Ни лезвия, ни гвоздя, ни стеклянных осколков. Ты видишь, о вас заботятся, как я забочусь об укладке, которая держит мою прическу и которой ты теперь будешь любоваться. Давай, приятного аппетита. И набирайся сил, потому что после обеда у тебя разговор с доктором Ломан. Она классная, но задаст тебе кучу вопросов, и было бы неплохо, если бы ты смог на них ответить.
Сидя перед ним в кабинете для консультаций корпуса 38 вместе с Роже, готовым защитить ее от любых неожиданностей, доктор Ломан наблюдает за пациентом.
Перед беседой Данте зачесал волосы назад. Открытый лоб придает его лицу хрупкое благородство. Нет больше уродливых бинтов. Несмотря на шрам и следы швов, которые портят правое крыло носа, профиль снова птичий. Взгляд ускользает — значит, Данте капитулирует.
— После первой ночи вы, кажется, успокоились, — начинает она.
Скрестив руки на животе, обтянутом белым халатом, Роже не сводит с пациента глаз. Доктору — доверие, а ему — бдительность. Не успеет пациент броситься через весь кабинет, чтобы напасть на доктора, как окажется на земле.
Сгорбленный, в пижаме, ухо еще под повязкой, Данте не опасен. Роже многое повидал за пятнадцать лет; для него Данте — «вода, которая спит».
— А сейчас мне хотелось бы, чтобы вы объяснили, что произошло в первую ночь после вашего приезда. Сейчас вам явно лучше, и мне бы хотелось понять.