– Что ты вскочил ни свет ни заря? – спросила жена, заглянув в гостиную.
– Уже скоро девять, а в десять обещал заехать отец. Это тебе можно валяться хоть весь день, а у меня много дел.
– Я не виновата! – Лида зевнула, прикрыв рот ладонью. – Загонял бедную женщину.
– Да, ты права, – согласился Алексей, – надо сделать перерыв. Как думаешь, тебе хватит недели для отдыха?
– Какой перерыв? – вскинулась она. – Ты думай, о чём говоришь! Специально меня дразнишь? Вот сейчас надену халат...
– Надень и иди сюда, – сказал он, принимая сидячее положение. – Есть очень серьёзный разговор, и лучше поговорить до приезда отца.
Жена скрылась в спальне и почти тотчас вернулась, на ходу завязывая пояс халата.
– Твой серьёзный разговор не связан со вчерашним? – с тревогой спросила она, сев рядом с Алексеем. – Что тебе сказал Игорь?
– Как я говорил, так и вышло. Ваш Жеглов доложил обо мне куда следовало, а там быстро поняли, что мои документы – это качественно сфабрикованная липа. Прицепиться им не к чему, но дело не в этом. Пока меня не трогают, но если не пойду на контакт, обязательно тронут, и твой отец не сможет им помешать. Поэтому нужно попробовать договориться. И долго с этим тянуть не стоит. Поговорим с отцом, а потом позвонишь Игорю.
– А как ты думаешь, когда нас могут забрать?
– Маленькая! – он обнял прижавшуюся к нему женщину. – Кто же нас с тобой заберёт? Не стоит придавать такого значения словам Валентина, он сам в них не верит.
– Тогда почему ты всё время носишь с собой микрофиши? Даже на свадьбу брал! Зачем ты меня обманываешь?
– Ношу на всякий случай. Пакеты такие маленькие, что войдут в любой карман. Если верить Валентину, нас уже должны были забрать. Материалы я изучил, копии сделал, даже на тебе женился, что мне ещё здесь делать? Скорее всего, никуда мы отсюда не денемся, из этого и нужно исходить.
– Тебе виднее, – согласилась Лида, – но я всё-таки подготовлюсь. Посмотришь мой гардероб и отберёшь те вещи, которые можно у вас носить, а я подберу украшения подороже, в случае чего продадим.
– Тогда лучше старые золотые монеты, – пошутил Алексей. – Их легче продать, да и цена определяется не только весом металла, но и редкостью монеты. Есть такая категория не совсем нормальных людей – коллекционеры. Вот им и продать.
– Сегодня же позвоню одному человеку, а ты тоже подбери неброский костюм и не ходи без метателя. А с Игорем я свяжусь после того, как поговорим с отцом.
– Жеглова я уволю! – жёстко сказал Владимир, когда они позавтракали и Алексей всё ему рассказал. – В бизнесе существуют определенные правила. Мне плевать на его патриотизм и обязательства перед конторой! Он подписал договор, который нарушил. Я мог наказать сильней, но это прибавит тебе сложностей в общении с его коллегами. От меня он уйдёт с такой формулировкой, что никто из серьёзных людей не возьмёт даже на разнос заказов. Пусть, если есть желание, возвращается обратно в своё ГБ! Другим будет наука. Что скажешь Игорю?
– Я могу или говорить правду, или упереться и молчать, – ответил Алексей. – Любую мою ложь очень быстро раскусят. Если не поверят мне, отправлю к Серёгину. Только я хочу скрыть свой интерес к развалу Союза и вашей технике, а то как бы у кого-нибудь из них тоже не возникли мысли, что я могу вернуться. В таком случае я не дам за свою жизнь и рубля. Не все настроены так, как вы или Валентин, для многих их теперешняя жизнь является единственной и неповторимой, а моё возвращение поставит на ней крест.
– Я скажу Валентину и предупрежу своих людей, – кивнул Владимир. – И не нужно с ним общаться по коммуникатору. Вообще старайтесь не говорить ничего лишнего. Вряд ли осмелятся прослушивать мою семью, но лучше это не проверять. А я ещё подстрахуюсь. В своё время государство было вынуждено взять в свои руки финансы и промышленность, но за владельцами осталось право собственности. Восемь лет назад нам начали всё возвращать, и сейчас экономикой управляет очень небольшая группа людей, в которую вхожу и я. Есть даже что-то вроде совета. С нами приходится считаться президенту и правительству, а ГБ – это всего лишь их инструмент. Я сегодня же кое с кем поговорю. Не думаю, что из-за одного-единственного человека, какие бы к нему ни были претензии, пойдут на конфликт. А меня поддержат однозначно – это дело принципа.