Подружек своих теперь, в тридцать лет, Катерина знала как облупленных и никаких иллюзий на их счет не питала. Несчастная Наталья, которой знахарка велела идти в церковь за гордыню каяться? Но тогда она еще не знала, что не выйдет замуж, наоборот, была уверена, что все будет в шоколаде, и никому не завидовала. Конечно, чувства ее к Катьке и Анке строились по остаточному принципу. Даже в ту пору, когда Катька искренне считала их дружбу самым главным в жизни, Наталья подруг мариновала, держала про запас: время им уделялось тогда, когда ничего более стоящего не было. А Рунда... Однажды Катерина за чаем выслушала кучу гадостей о Наташке. И потом, на досуге, осознала, что и Наташка, наверное, не раз выслушивала гадости о ней, Катерине. Естественнее всего смотрелась бы зависть страшненькой Рунды, которую Катькин ранний брак поверг в длительную депрессию, но тогда зачем она дала этот адресок? Как-то нелогично. Или, обретя счастье со своим безработным толстопузом, стала мучиться угрызениями совести?
<p>
***</p>
Как Наталья была первой школьной красавицей, так Анна была главным гадким утенком, вовсе не обещающим превратиться в прекрасного лебедя. Катерина пришла в эту школу в пятом классе, первого сентября, - Наталья с Анкой, проучившиеся вместе четыре года, друг друга знать не знали. Красавица-отличница сидела у окна с душкой-очкариком, а обритая наголо после неудачной поездки в пионерский лагерь Анна на непрестижной первой парте у двери, одна. Катька, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, всегда становилась на сторону тех, кого клевали, и заняла место рядом с лысенькой. Надо сказать, что и позже, когда волосы отросли, Анна не стала краше, чем еще больше привязала сердобольную Катьку к себе. К концу учебного года к ним прибилась и отличница, возможно, из любопытства: что нашла новенькая в этой чучелке? Однако, поскольку Наталью отпускали на прогулку только по воскресеньям, Мариванна видела в числе Катькиных друзей только Анну и с сарказмом напевала известную по кинофильму песенку: "на лицо ужасные, добрые внутри", а за невнятно произносимое слово "ерунда" стала за глаза называть ее Рунда. Причем доброй внутри Анка отнюдь не была и страшно ругалась матом, хоть и шепотом. Постоянные насмешки одноклассников сделали ее ершистой, зубастенькой, и хотя она все время оправдывалась: "Я же скорпион, я не могу быть доброй", подружки понимали, что Танатос в ней сильнее Эроса, гороскоп тут ни при чем, и старались ее не задевать даже тогда, когда она кусалась. Более всего радовали Анку не замеченные ранее и нечаянно обнаруживаемые недостатки в ближайших подругах - тогда дышать становилось легче. Когда все одноклассницы поголовно увлеклись косметикой, модой и дискотеками, по молчаливому соглашению в их компании об этом не произносилось ни слова, потому что это могло ранить обделенную в некотором смысле подругу. Но у Катьки в 16 лет появился Йоська - вопреки всему, хотя не было ни дискотек, ни косметики, ни шмоток, даже выходные туфли с мамой одни на двоих. И Рунда озверела. Во-первых, она заявила, что Йоська - чурка, а русский дух всего важнее. Во-вторых, он урод. Ну тут уж злоба была налицо, Катька рассмеялась, сказала: "Дура! Когда дух, мыться надо", и пошла во свои свояси. Потому что красив он был так, что люди оборачивались.
Так что Рунда могла, но уж больно она, как бы это выразиться, бестолковая, что ли. Талант художника нисколько не гарантирует достаточный уровень интеллекта, это просто хорошая связь между глазом и рукой, зачастую минуя мозг. А ведь для такого сложного проклятия просто эмоций недостаточно - это чья-то последовательная и непростая работа. Томясь в сомнениях, Катерина собрала всех друзей-знакомых на вечеринку и коллективно сфотографировала. И поскольку Наталья собиралась в Бобруйск снова, Катерина поехала с ней и взяла фотографии с вечеринки, а заодно и старые фото родственников. Знахарка глянула косо:
- Девки злые, но не настолько. Другая есть, хуже. Сильный профессионал. Вот эта, - и показывает на тетю Дашу, вечно жалующуюся на несправедливость. - Твою судьбу сестра твоя живет, с художниками дружит, в шумных кокаиновых компаниях веселится, ребенка скоро родит.
- Нельзя ли обратно мне мою судьбу?
- Зачем? Ты хочешь умереть от передозировки?
- ???
- Да. А с личной жизнью все наладится, со временем, конечно. Только кавалера к себе не сели, пусть он числится за кем-нибудь еще, вроде и не твой.
Чтобы не ехать в Бобруйск третий раз, Катерина решилась спросить и про суженого, думая, конечно, о златоглазом Йоське. Раз судьбу починили, может быть, он вернется? Знахарка достала карты.
- Да, конечно! Будешь любима и счастлива. Он ведь военный?
- Нет, вообще-то, - опешила Катька.
- Но женат?
- Не знаю... - за те 15 лет, что они не виделись, все могло случиться.
- И вы вместе работаете? И он намного старше, да?
Катерина сокрушенно мотала головой.
- Ну, тогда не знаю, - тётка развела руками. - Другого я не вижу. Но это все ерунда. Ты лучше думай, как устраниться от такой замечательно талантливой тети.
Кругом были православные иконы, а тётка обещала ей счастье с мужиком, который будет "за другой числиться". Здесь было какое-то противоречие.
- А почему вы Наталью послали каяться за гордыню? Неужто она больше меня нагрешила?
- А что же я ей скажу, что ты, Натуся, все свои шансы профукала? Человек охотнее признает себя великим грешником, чем лохом и неудачником.
<p>
***</p>
Маша с Дашей близнецами не были - погодки. Да и похожи тоже были не очень: Маша - сангвиник, узкое личико, серые глаза, а младшая Даша - кудрявая, яркая, рот до ушей, холерик, да еще какой. Росли в военном городке, в честной бедности, поколесили по Союзу - любой цыган позавидует, и оказались на момент окончания школы в не слишком близком Подмосковье. В институт поступать, конечно, в Москву. На семейных обедах вещала продвинутая Даша: папу опять куда-нибудь ушлют, а нам зацепиться надо, и чтоб институт был со своим общежитием, и чтоб потом в Москве распределили, а не в какую-нибудь дыру. Маша соглашалась, поступала, училась, но в дыру все равно услали. Там, в дыре, и замуж вышла, сестру на свадьбу пригласила.