Кольцо плена становилось всё меньше, меньше. Все… Нет!
Тут-то и случилось самое фантастическое зрелище!
Вода буквально вскипела, как если бы в сети попал бешено вращающийся пароходный винт. Море вокруг лодок вспучилось, синим и красным сверкали среди белой пены рыбьи спины и плавники, брызги фонтанами взлетали вверх, мутные потоки воды заливали лодку, и… и — все!
Грузная, трепещущая, переполненная рыбой сеть оторвалась от поверхности моря — и пленницы лишившись родной стихии, разом потеряли силу. Они струились в лодку, живой несметной грудой покрывая то, что по наивности я уже считал уловом.
То дурочки были, в сети запутались, — смеясь, объяснили рыбаки.
Глава 7
На обратном пути — чего зря время терять — принялись готовить уху прямо в лодке.
Наши рыбаки почистили пару крупных рыбин.
Появились откуда-то примус, кастрюля, бутыль с пресной водой, лук, чеснок, разные приправы, мешочек крупы и баночка с солью, хлеб и прочая зелень-мелень и помидоры-мумидоры. А заодно — небольшой арбуз, который тут же был почикан и съеден.
Шипел примус, уха булькала в большой закопчённой кастрюле на баке нашего баркаса, придерживаемая одним из рыбаков. Солнце карабкалось к зениту. Лодки бригады ползли себе рядом, справа и слева и как только уха сварилась, пришвартовались к обоим бортам, и люди перебрались к нам.
Мы со Стасом обозначили свое участие, припасенной заранее, парой бутылок водки. Бригадир для виду построжился, мол, в море не пьют. Но потом махнул рукой. На море штиль, берег рядом, да и чего тут пить — две бутылки на столько-то рыл. Так, символически для аромата.
Уха удалась на славу. Пахучая, наваристая и нажористая! Никогда раньше такой не ел.
Уже потом, я узнал, что рыбачили мы, оказывается в заповеднике. То есть занимались откровенным браконьерством.
Тут, вообще, интересное дело: главный зимовальный заповедник СССР существует лишь на бумаге. Но это я понял позже, а пока Стас уговорил отца выделить нам «козлик» с шофером Резо, чтоб этим же вечером вернуться обратно в Ленкорань. Я надеялся успеть на одиннадцатичасовой поезд в Баку.
В Ленкорани делать больше нечего, хоть Стас и упрашивал остаться на недельку (я нехило башлял), но история с Мирой не выходила из головы, плюс Ева, за всё мое прибывание в Ленкорани не выходила на связь.
На обратном пути решили заглянуть на экскурсию в музей этого самого всесоюзного заповедника.
Мимо ракушечных дюн, покрытых дикобразником, мимо рыбацких поселков, спрятанных в вечной зелени сосен, олеандров и лавров, дорога лежала в заповедник.
— Директора нету, — сказал начальник охраны заповедника Саид Абдурахманов. — В командировке директор.
Мы выставили две бутылки коньяка и взгляд янычара смягчился.
— Сейчас позову Сейфуллаха.
Научный сотрудник заповедника Сейфуллах Махаметдинов, с воодушевлением глянул на коньяк и повел нас показывать свое хозяйство.
Признаться, я был несколько удивлен. Даже сказал бы — я худею дорогие товарищи. В научном музее крупнейшего заповедника стояли скелетики нескольких птиц — эндемиков, лежал грустный каспийский тюлень, траченный мышами, да висела над дверью плешивая, жалкая морда подсвинка. Ещё стояло на шкафу встревоженное чучело совки — якобы, помогает от мышей (видимо, не очень), в углу скрипучий старый диван и окопная печка.
На этом осмотр закончился. Больше смотреть было нечего, ну, разве лишь гнездо деревенской ласточки, свитое над окном в коридоре, на давно пережженных электрических пробках.
Мы сели на колченогих табуретках за древний стол и открыли коньяк.
Саид выставил копченую утку и вездесущие помидоры.
— Нету таксидермиста, — сказал научный сотрудник Махаметдинов, после первого возлияния. — Специалист по чучелам к нам не едет: нету, понимаешь, условий.
— А кинофотоматериал? — поинтересовался Стас.
— Это пожалуйста!
Кино-фото нам дали. Показали несколько снимков заката в заповеднике. Такого заката, что нигде не увидишь. А затем пояснили, что этим материал и исчерпан. Личный фотоаппарат сломался, а казенного нет. На балансе, правда, числится какая-то техника, но сами понимаете её состояние.
— Почему рыбхоз внутри заповедника? — задал нам риторический вопрос Сейфуллах, после окончания первой бутылки. — почему нутриевый комбинат внутри заповедника? — потом, стоя с рукой, направленной в потолок, как Циолковский, он цитировал нам «Закон о заповедниках СССР»: