Он, неспеша прошелся по вагонам вглядываясь в молодых мужчин (20–25 лет, рост выше среднего, волосы темные, короткие, глаза серые, особых примет не имеется, как указывалось в ориентировке). Никого похожего на искомого супчика не обнаружилось.
Оп-па, последний вагон оказался «спальным». Неприятно, придется заглядывать во все купе, типа, ошибся.
Заглянуть, однако ж не вышло. Едва Эдик переступил порог тамбура, дорогу ему преградила проводница. Эффектная, надо сказать, женщина.
— Куда? — поинтересовалась она.
Эдик остановился, с интересом разглядывая её.
— Кореша ищу, — доверительно сообщил он, — где-то здесь едет.
— Нет здесь твоих корешей, — бескомпромиссно сообщила проводница. — Давай разворачивайся, топай, как у вас говорят, до хазы! Шляются тут всякие, а потом у людей вещи пропадают.
Чего это она так кипешует? — удивился Эдик. Прикид у него был вполне приличный, типа, тихим фраером подъехал. Для вояжа в столицу солнечного Азербайджана он надел выходные, темно-серые шкары-клеш, из английской материи, пошитые у козырного Махачкалинского портного Яши Шпильмана за сто пятьдесят два рубля, бежевую нейлоновую рубашку прямиком из Японии, вычищенные (как уверял Шпильман, английские) колеса сияли, как у кота яйца. Морда, правда, малость покоцанная, ну так шрамы украшают мужчину. К тому же, почти все проводники поезда Баку — Ростов были куплены жуликами Северного Кавказа с того самого дня, когда он стал курсировать на этом участке дороги. Ах да, вагон-то пристяжной, тетка видать из Питера, не въезжает в обстановку.
— Мадам, — вежливо сказал Грек, разглядывая выдающиеся стати собеседницы, — меня несколько удивляет ваша ажитация, и довольно обидные ваши слова проистекают из уст такой роскошной женщины, мечты поэта. Что вас так насторожило в моей располагающей внешности?
И тут он увидел, что из дальнего купе вышел парень и направился прямо к ним. Одного взгляда Эдику хватило, чтобы опознать фраера с листовки, зрительная память у него была прекрасная.
Парень, меж тем, поравнялся с ними, поздоровался с проводницей, та разулыбалась в ответ.
— Разрешите? — обратился он к Эдику. Тот посторонился, и парень вышел в тамбур. Грек для виду, перекинулся с проводницей, заметно смягчившейся после его льстивых речей, парой незначащих фраз, кинул цветистый комплимент и поспешил за фраерком. На ходу обдумывая мысль, что к этой козырной биксе стоит подкатить яйца.
Выйдя из тамбура, Грек увидел парнишку уже в другом конце вагона. В ресторан наверно собрался, рассудил Эдик поспешая следом. Заскочил в тамбур и чуть не налетел на него.
Фраер стоял и нахально улыбался, рядом была, невесть откуда взявшаяся, рыжая девка. Смазливая, но на взгляд Эдика шибко тощая. Эта парочка явно его поджидала.
— Привет! — сказал фраер и Грек увидел, направленный ему прямо в лицо, ствол маленького, черного, будто игрушечного пистолетика.
Щелкнуло. Болезненный укол в шею и мир опрокинулся.
Я подхватил парня под мышки и прислонил к стене, чтоб не упал. Ева положила ладонь ему на лоб и замерла секунд на двадцать.
— Ясно, — сказала она, убирая руку. — Эдуард Греков, кличка Грек… кстати, он и на самом деле грек по национальности, фамилию дали в детдоме… вор-карманник, возраст — девятнадцать лет. В поезде их пятеро. Цель — воровские гастроли в Баку. Получили дополнительное задание, при нахождении тебя в поезде, сообщить местному криминальному авторитету.
Она извлекла из нагрудного кармана его рубашки сложенный вдвое листок и передала мне.
Развернув, я узрел свою физиономию. Качество неважное, но как видим, опознать вполне возможно.
— Что будем делать, выкинем его из поезда? — поинтересовалась фея, — как кота?
— Дал же бог, такую жестокую напарницу, — усмехнулся я, — остальных четверых тоже выкинешь?
Она развела руками.
— Алягер-ком-алягер…
— На войне, как на войне, — перевел Кир и добавил, — умничает.
— Брысь, морда рыжая!
— От такой слышу!
— Это и будет палево, — подвел я итог, — всем заинтересованным лицом сразу станет ясно, что я в этом поезде был. Поступим по-другому, как всегда, — я достал инъектор, — превратим врага в друга.
С Эдиком мы расстались лепшими корешами. Я заяснил ему, что Кацо ссучился и лег под ГБ. Что с гэбэшниками у меня терки, и они меня ищут, но не хотят светиться и действуют, через братву. Что никакого общака я не брал — это сучий навет, чтоб натравить босоту на честного бродягу.
— Кто ты по масти? — спрашивал Грек, потирая саднящую после инъекции шею. Я отвечал, что по масти я «один на льдине», но воровских традиций придерживаюсь с должным уважением и на легавых никогда не пахал. Домушничал в Питере и обнес хату одного сытного бобра-цеховика, а барыга оказался повязан с какой-то шишкой из Комитета. Вот гэбисты по беспределу и запустили парашу, что я скрысятничал воровские деньги, чтоб свои же меня и кокнули.