Оля покачала головой:
— Лер, извини, но эта легенда белыми нитками шита. Если б не авария, ей бы пришлось сдавать на тренажере, а с ним не договоришься.
Валерия расхохоталась:
— Так ты ничего не знаешь?! Да авария-то заказная! А устроил ее не кто иной, как твой Павел! Всего лишь за два часа секса!
Олю будто под дых ударили. Она побелела, резко отвернулась. Вот, значит, как… Павел так хотел переспать с Ленкой, что пошел на безумный риск и перерубил кабели питания в щитовой… Ну правильно, он же имеет допуск для работы на подстанции… Значит, он любит Ленку…
Валерия исчезла из поля зрения, потом в лицо Оле вдруг плеснула ледяная вода. Она дернулась, задохнулась — и снова увидела Валерию с пустым стаканом в руке.
— Истерики на потом отложи. Сейчас не время, — строго сказала Валерия.
— Кто… — собственный голос показался Оле чужим и хриплым. — Кто сказал, что я… что я… про Павла?
— Соколова, — Валерия безразлично пожала плечами. — Вся группа знает, что ты от него без ума. Я не разрешила трепать языками. Ни к чему.
— Она… наверное, и ему сказала?
Валерия промолчала. А Оля думала, что лучше б ей умереть на месте. Вот почему у Павла в последнее время взгляд был презрительным…
— Он… любит ее?
— Чего?! — Валерия пренебрежительно скривилась. — Любить?! Да ты откуда такая взялась? Какая любовь?! Ох, блин… Лена ему год в штаны залезть пыталась! Ну как же, самый престижный чувак академии… Она с девчонками на триста еврей[4] поспорила, что затащит его в постель. Вот тебе и вся любовь. Уж не знаю, чем она Павла соблазнила, но факты говорят сами за себя. Он же и замки в твоей комнате поменял, чтоб ты случайно не зашла, потому что в Ленкиной комнате им отчего-то не понравилось, решили в твоей. В бывшей твоей.
Слушать не было сил. Такому унижению Оля не подвергалась никогда. Значит, Лена занималась с ним сексом в ее комнате…
— Она всегда мечтала занять твое место, — грустно заметила Валерия. — Твоя комната, твоя постель, парень, по которому ты сохнешь. Знаешь, почему я на самом деле поддержала этот бойкот? Она б тебя в конце концов убила. Я видала одну такую, которая угробила свою подругу, а потом пришла к родителям убитой и попросила удочерить ее. Соколова послала несколько стихотворений в “Курьер”, подписавшись “Ольгерда Мальчик”. Все, кстати, решили, что автором этого бреда являешься ты. Так что для тебя лучший выход — уйти из Академии.
Оля сидела на корточках у стены, сжав виски ладонями.
— Тебе есть куда податься?
— К родителям.
— Далеко?
— Дубна.
— А в Кашире есть у кого остановиться до утра?
Оля отрицательно покачала головой. На колени упали ключи вместе с адресной карточкой:
— Держи. Это моя квартира. Жратва какая-то в холодильнике есть, не стесняйся. Располагайся как дома. Я приеду часов в пять.
Дверь с легким скрипом затворилась. Оля сидела, уставившись взглядом в пространство. Резкий звон заставил ее подпрыгнуть. Оказалось, свалились ключи. Надо же, от кого не ожидала помощи, так это от Валерии. Однако размышлять, с чего это надменная Валерия взялась ее опекать, не было ни сил, ни желания.
13 октября 2082 года, вторник
Московье — Селенград
— Царев, ты?
— Батюшки, какие люди! Лерка, бессовестная, совсем обо мне забыла? Нет, ну неужели трудно звонить почаще?
— Нет времени. Мне надо пристроить девчонку.
— Радость моя, ради тебя я готов на все. Какой курс?
— Первый. Только начались занятия.
— На первый… На топливную химию. Устроит?
— А чего получше? На военку?
— На военку группы переполнены.
— После сессии все равно ж процентов двадцать вылетит.
— Ну, оно, конечно, да… Только чтоб кого-то подсадить в группу сейчас, требуются основания. Например, показания для работы в Службе. У нее есть что-нибудь для нас?
— Я откуда знаю?! У меня нет даже примитивной аппаратуры! Бери ее к себе и ищи, сколько влезет.
— Ну ладно, ладно. Я попробую что-нибудь сделать. Ты с ней говорила?
— Да, она очень хочет к вам.
— Лады. Когда ждать ее документы?
— Через пять минут.
— Тогда позвони еще разок через три часа после отправки.
13 октября 2082 года, вторник
Московье — Селенград
— Ну?
— Баранки гну.
— А ты с чего такой довольный, Царев?
— Люблю быть всемогущим.
— Надо понимать так, что ты ее на военку пристроил?
— Ну да. Там двое — кандидаты на вылет уже в течение ближайших недель. Это не повод, кстати, подсовывать мне второго переведенца на еще одно свободное место. Оно не свободное, потому что группы переполнены.
— Царев, ты чего оправдываешься? Я что-нибудь про второго говорила?
— Да я так… В общем, документы секретарю я уже отослал, место в общежитии забронировал. И заказал билет на вечерний рейс, оплата от Академии, как обычно. Насколько я помню, вылет в двадцать ноль-ноль по вашему времени. Успеешь ее проводить?
— Главное, чтоб ты не опоздал встретить.
13—14 октября 2082 года
Московье — Селенград
От квартиры Валерии Оля ожидала всего, кроме ощущения тепла и уюта. Она готовилась к тому, что увидит хоромы, обставленные по последнему слову холодной офисной моды, к тому, что мебель будет — сплошное стекло, зеркала и металл. Или наоборот: предельно аскетичная обстановка. От властной Валерии этого можно было ждать.
А увидела две малюсенькие комнатки и кухоньку, застеленные коврами. Мебели мало, вся — очень старая и деревянная. Полочки с ручной резьбой, все подоконники заставлены узамбарскими фиалками разных цветов. И — мягкие игрушки. Плюшевые звери были повсюду, сидели на полках между триграфиями и цветочными горшками, облепили подлокотники двух кресел и кушетки, делили с Валерией кухонный стол, а забавная красная медведица с пышным бантом жила на углу монитора. Оля невольно улыбалась этому зверинцу, осторожно гладила тщательно расчесанный искусственный мех и думала, что Валерия наверняка и спит с игрушками. Надо же, кто бы мог подумать, что Валерия любит игрушки и домашние цветы?!
Есть не хотелось, Оля забралась в душ. Здесь тоже жили звери, но резиновые. И на подставке для тапочек стояли шлепанцы в форме собачьих голов, с ушами, глазами и носами.
Она не успела толком обсохнуть, как приехала Валерия. Взбудораженная, агрессивная. Сразу выволокла из-под шкафа спортивную сумку, принялась кидать в нее барахло из шкафа. Оля слегка растерялась, наблюдая за этой бурной деятельностью.
— Не стой столбом. Матери пока позвони! — приказала Валерия.
— Зачем?
Валерия села на пол, удивленно посмотрела на Олю.
— Ах да, — кивнула она, — это я сплоховала. Ты переведена в другой вуз. Сегодня вечером улетаешь в Селенград. Это в Забайкалье, тридцать километров от Улан-Удэ. Дорога уже оплачена.
Оля потеряла дар речи. У Валерии тренькнул телефон, она бросила в трубку пару непонятных слов, обернулась к Оле:
— Так, я сейчас отлучусь, ты пока собирайся. Багажа у тебя нет, я тебе тут кое-что собрала, уложи поаккуратней, а оттуда матери позвонишь, скажешь, куда тебе вещи переслать. И сейчас ей позвонить не забудь! — крикнула она уже из прихожей.
“А что за вуз-то?” — хотела спросить Оля, но не успела: Валерия уже вылетела из квартиры.
Прощальный телефонный разговор с матерью дался тяжело. Оля сказала, что переводится в Селенград, улетает вечером и не успевает заехать. Мать вдруг запретила ей лететь, а когда Оля начала оправдываться, говоря, что от нее ничего не зависит, мать заплакала, назвала Олю бесчувственной и сказала, что та совсем не любит и не жалеет своих родителей. Оля так и не научилась понимать, в чем же она постоянно виновата перед матерью, и как надо ее любить, чтобы она не плакала. После разговора ей пришло в голову, что в переводе есть хоть что-то положительное: по крайней мере, материны слезы она будет видеть не каждый выходной, а раз в полгода — когда приедет на каникулы.