Оле очень нравилось, что часть столиков в их любимом кафе с наступлением тепла вынесли на улицу. Переходя улицу, заметила, что в кафе уже обосновались ребята из В-3012, испугалась:
— Я туда не пойду!
— Почему? — удивилась Наташа. — Ильи нет.
Оля и сама уже поняла, что ей ничего не угрожает. Они с Наташей заказали обед и вышли на улицу. За соседним столиком были Рита и Лилька Одоевская.
— Привет, Оль! — обрадовалась Рита.
Оля тоже была рада ее видеть.
— Слушай, Павлу ужасно не нравится, что мы дружим, так что если он подойдет, я сделаю вид, что с тобой не разговариваю, — предупредила Рита — Как у тебя дела? Ну, с этим, ты знаешь, про кого я.
— Меня достала его группа, — пожаловалась Оля. — Ходят, смотрят и ухмыляются.
— А он?
— Грустный такой, мне его жалко.
— Дура. Не вздумай его жалеть! И вообще, подойди и скажи, чтобы он оставил тебя в покое! — потребовала Рита. — Иначе, знаешь, как над тобой все ржать будут? Ты обязательно должна поговорить с ним. И все сказать ему в лицо!
Оле совсем не хотелось разговаривать с Ильей. Боялась, если честно, о чем Рите и сказала. Каждый раз, когда Оля его видела, у нее начинали звенеть нервы, она полностью теряла контроль над собой и хорошо бы, если б с ним не нужно было разговаривать.
— Нет, — возразила Рита. — Так нельзя. Ты обязательно должна сказать ему, что он тебе не нужен. И пусть он…
Оля вздрогнула, почувствовав чье-то присутствие. За ее спиной вырос огромный Цыганков, шагнул к Рите, положил ей лапищу на плечо:
— Пойдем, поболтаем, лапуля.
Оля изумленно посмотрела на Лильку, та ответила непонимающим взглядом. Цыганков увел улыбающуюся Риту за кафе. Оле было ужасно интересно подслушать, о чем они там станут болтать, но тут она увидела приближавшегося Илью. И, не совладав со своими нервами, пересела так, чтобы с дороги ее не было заметно за рослой Наташей. Судьба, наверное, была на ее стороне, потому что появились и ребята из группы — Павел, Лосев, Карпатов, Черненко. Оля быстренько притерлась Павлу под локоть, всячески стараясь, чтоб ее лицо выражало безграничную любовь к нему. Павел посмеивался, но подыгрывал. Временами Оля ловила грустный взгляд Ильи. Да что с ним такое? Ходит как в воду опущенный. Только ей на это как-то наплевать, тут же брала себя в руки Оля.
Оля была очень рада, что на физике Есусиков вместо новой темы устроил лабораторку. Определенно, заниматься сейчас она не могла. Она вообще чувствовала себя странно: с одной стороны, совершенно обессиленная, с другой — холерически неусидчивая.
— Блин! — вскрикнула Оля, едва не выронив прибор.
Посмотрела на пальцы — так и есть, руки трясутся. Тяжело вздохнула. Все из-за Моравлина.
— Оль, — будто услышав ее мысли, негромко позвала Наташа. — Он на обеде, пока ты с Ритой трепалась, за твоей спиной стоял. Потом отошел и вернулся с другой стороны. Я видела, он мне показал, чтоб я помалкивала. Потом, когда ты за пирожными пошла, он меня попросил не говорить тебе, что он рядом стоял, но я чего-то так подумала…
Оля медленно села на стул, чувствуя, как холодеют руки и ноги.
— Он… слышал?!
— Все дословно. А Рита его прекрасно видела. Я тебе просто хотела сказать: а чего она так настаивает, чтоб ты его послала? Ей-то с того какая выгода?
— Не знаю, — убито проговорила Оля. — Я вообще больше ничего не знаю. Я тупая.
— А вчера он на станции стоял, — вдруг сказала молчаливая Катька Добрушина. — Вы на “Южную” пошли, а я в метро. Он стоял на нашем обычном месте и кого-то ждал. Нервничал.
Оля чуть не заплакала. Нет, этого просто не может быть. “У меня с Танькой была телефонная дружба, вот как с тобой… Дружба в любовь не переходит… Я после Аллы никого любить не смогу…”, — Оля жестоко напомнила себе его слова. Нет, нет, не может быть, чтоб он отступился от принятого тогда решения, а если и может, то… И вдруг с ужасающей четкостью поняла: да все может быть. Все, что угодно.
31 мая 2083 года, понедельник
Селенград
Войдя в кабинет, Павел уселся на свободный стул рядом с Черненко, едва сдерживая глумливую усмешку: ого, как партийцы забегали! Что ж у них за ЧП произошло, если они потребовали срочных переговоров со Службой? Даже парламентария прислали, в лице пресловутого Цыганкова, который сидел на дальнем конце стола, напротив Савельева. Рядом с начальником управления были Иосыч и Царев. Бондарчук сидел напротив Павла, вместе с Моравлиным. Павел не смог удержаться от пытливого взгляда в лицо Моравлину, но быстро отвернулся, вовремя вспомнив предостережение Лоханыча: Моравлин — очень хороший телепат. Правда, сейчас он то ли сделал вид, что не почувствовал специфического любопытства, то ли и в самом деле ничего не заметил. А по его физиономии, как обычно, ничего нельзя было разобрать: отсутствующий взгляд, никаких тебе суровых морщин, следов тяжких раздумий. Как будто ему наплевать на Олю было. А может, подумалось Павлу, действительно наплевать?
— Все, да? — уточнил Савельев. — Уважаемые сотрудники, нам предъявлены серьезные претензии в халатности.
Павел опешил. Посмотрел на лица, и глумливо ухмыляться ему расхотелось. Во-первых, Цыганков не выглядел торжествующим или растерянным. Во-вторых, Иосыч насупился. В-третьих, Павел на долю секунды поймал взгляд Моравлина — и поразился. Физиономия у него, может, и была обыкновенно-равнодушной, а вот глаза выдавали. Взгляд совершенно потерянный.
— В течение нескольких недель прямо у нас под носом невозбранно орудовал антикорректор. Остановить антикорректора могли как минимум двое наших сотрудников. Моравлин и Котляков — в первую очередь. Но остановил его… ее наш бывший сотрудник, Василий, который сам является антикорректором.
— Она мешала всем, — спокойно сказал Цыганков. — Не знаю, как вам, это ваши дела, но она вмешалась уже в наши. Это она едва не сорвала стажировку. А она, между прочим, зарегистрированный антикорректор, вы обязаны были с ней работать. Так что из-за вашей халатности сорвана наша акция.
— Так едва или сорвана? — уточнил Савельев.
— Едва. Или сорвана. Игорь Юрьевич, ну как тут можно сказать определенно, если поехали не те люди, которых мы собирались поощрить этой поездкой?! — возмутился Цыганков. — Должны были поехать три ваших сотрудника и одно сочувствующее лицо. А результат — поехали только Голикова и Слободкин!
— Мы с этим вопросом уже разобрались, — успокоил его Савельев.
— Но это еще не все. Мы сейчас проводим акцию “Политическая сознательность”. Это я уж сразу предупреждаю, чтоб потом вопросов не было. Филька сказал, что во избежание эксцессов покажет все материалы, все документы любому, кто предъявит ему удостоверение Службы и потребует отчета.
— Зачем это нам? — удивился Иосыч.
Цыганков подался вперед:
— Затем, что мы в результате этой акции планируем привлечь к сотрудничеству ориентировочно около тысячи молодых людей. И чтоб не было претензий, что мы запрещенные методы используем, мы и объявляем заранее о готовности к сотрудничеству. Так вот, акция эта — абсолютно законная. Она просчитана пословно, посекундно, чтоб нигде комар носа не подточил. Кто тут хорошо считает, прикиньте, каких бабок все это стоило. И какая ответственность на нас легла. А тут вылезает левый антикорректор — который ни вам, ни нам — и путает карты.
— Что-то не пойму, — нахмурился Савельев. — Орлова, насколько мне известно, имеет неплохие потенциальные возможности, это да. Но с ее характером размах исключен. Она ж руководствуется настолько мелочными мотивами, что ее в расчет можно попросту не брать. Как она вообще могла вам помешать?
— А вам не приходит в голову, что она со своей мелочностью способна уколоть в узловые точки? Именно в те, которые являются узловыми по нашему плану?