После операции, несмотря на то, что рабочий день уже почти подошел к концу и ее никто не осудил бы, отправься она домой, она засела в ординаторской за терминал Томары, чтобы почитать учебник. Уединенное одиночество еще не обжитой наемной квартиры угнетало ее. Дома она так привыкла к постоянному присутствию вокруг людей, что квартирка казалась ей тюремной камерой-одиночкой. Здесь же за своими столами сидели двое хирургов, которых она еще не запомнила, и анестезиолог Той – ночная дежурная бригада. Хотя они и не обращали на девушку внимания, углубившись в свои терминалы, в их присутствии Карина чувствовала себя как-то уютнее.
Когда часы на стене пискнули, отмечая наступление восьми часов вечера, она оторвалась от учебника, сладко потянулась и зевнула. Пора собираться домой. Завтра деньдень, выходной. Даже два дня выходных – в небодень она тоже отдыхает, спасибо Томаре. Можно отоспаться, отдышаться от первой рабочей недели на новом месте, наконец-то прогуляться по Крестоцину при дневном свете и вообще завершить массу тех мелких дел и делишек, которые так не хочется делать вечерами. И можно, наконец, дойти до компьютерного магазина и арендовать терминал, чтобы заниматься дома. Не таскаться же, в конце концов, через полгорода в университетскую библиотеку за громоздкими бумажными фолиантами!
Она выключила терминал, еще раз зевнула и вылезла из-за стола. Парс, лежащий на соседнем стуле, приподнял голову и вопросительно посмотрел на нее. Девушка переобулась, надела куртку и уже совсем было собралась устроить его у себя на плече, но тут в ординаторскую заглянула Томара. Карина удивилась – ей казалось, что та уже ушла домой.
– Ты еще здесь, Карина? – улыбнулась ей куратор. – Это хорошо. Мы с Кулау думали, что ты уже ушла. Поздно спохватились, но главное, что успели. Пойдем-ка дойдем до его кабинета.
– Да, госпожа Томара… – девушка постаралась не подать виду, что озадачена. Зачем она в такой поздний час понадобилась главврачу? Она сделала что-то не так? – Парс, рядом.
Зверек соскочил со стула и нетерпеливо закружился вокруг нее. Она пошла, точнее, почти побежала за Томарой – та шагала споро и размашисто, словно у нее за плечами и не оставалось тяжелого рабочего дня. Возле двери завотделением куратор остановилась и пропустила девушку вперед. Чоки-секретарша, как всегда, свежая и красивая, ослепительно улыбнулась им. Карина на всякий случай коротко поклонилась ей и скользнула в кабинет заведующего.
Доктор Кулау приподнялся за столом и приветливо кивнул ей.
– Добрый вечер, Кара, – сказал он. – Присаживайся. Ну, как тебе первая рабочая неделя? Не жалеешь, что решила стать врачом?
– Нет, господин Кулау, не жалею, – улыбнулась Карина ему в ответ, присаживаясь возле его стола. Томара села на стул напротив и сладко потянулась.
– Рад слышать. Я, в свою очередь, намерен сообщить тебе, что весьма доволен тем, как ты начала. Мы с Томой, если честно, не ожидали от тебя такой прыти…
– И такой ответственности, – добавила хирург.
– И ответственности, – согласился Кулау. – Если продолжишь в том же духе, со временем из тебя выйдет хороший врач.
– Спасибо, господин Кулау, госпожа Томара…
Карина почувствовала, что краснеет. Она знала, что хорошо работает, но как-то не ожидала, что ее станут хвалить. По крайней мере, папа хвалил ее только тогда, когда она достигала чего-то действительного выдающегося. И правильно – разве стоит одобрять человека, который всего лишь делает то, что должно?
– Ну, и в качестве поощрения мы решили сделать тебе сюрприз, – продолжил Кулау. – Не только, впрочем, в качестве, поощрения. Кара, мы от лица всего нашего хирургического отделения поздравляем тебя с днем рождения. Двадцать лет – хорошая дата. Пожалуй, самый лучший юбилей в жизни – уже круглый, но жизнь только-только начинается. Прими это в качестве небольшого подарка.
Он открыл ящик стола и вытащил из него высокий глянцевый параллелепипед, украшенный этикетками кондитерского магазина Варатты. С широкой улыбкой он поставил его на стол и с хитрым видом фокусника снял верхнюю часть коробки.
– Па-ру-раам! – торжественно пропел он.
…когда потемнение в глазах прошло, Карина осознала, что она стоит, вжавшись лопатками в дальнюю стену кабинета. Сердце бешено колотилось, грудь словно забило жарким и вязким пухом из подушки. Руками она сжимала свое горло, словно намеревалась себя задушить, а манипуляторы эффектора спиралями оплелись вокруг ее тела. Наверное, если бы они могли воздействовать на нее, она раздавила бы саму себя в малиновый джем. Парс прижался к стене возле нее и громко шипел в пространство, оскалив клыки. Отлетевший стул вверх тормашками валялся в стороне, а Томара с Кулау смотрели на девушку одинаково круглыми от изумления глазами.
– Кара, что с тобой? – куратор встала и подошла к Карине, заглянув ей в лицо. – Ты словно обаку увидела!
– Простите, госпожа Томара, господин Кулау… – с трудом прошептала девушка, часто и тяжело дыша. – Простите! Это моя вина. Приношу свои нижайшие извинения!
Он опустила руки и заставила манипуляторы расслабиться и свернуться в клубки. Словно во сне, она подошла к перевернутому стулу, подняла его и аккуратно поставила на место. Во сне… Когда много лет назад это пирожное ночами снилось ей в кошмарах, она с таким же бьющимся сердцем, задыхаясь от слез, вскакивала с кровати – но рядом даже в глухую полночь всегда оказывался папа, к которому можно было прижаться и выплакаться, успокаиваясь, чтобы потом забыться легким светлым сном без сновидений. Но сейчас папы нет рядом, и она уже давно не та маленькая тринадцатилетняя девочка, которая не могла успокоиться самостоятельно.
– Приношу свои нижайшие извинения, – почти нормальным голосом проговорила она. Хорошо, что Караби научил ее так хорошо контролировать свое дыхание! – Я сверх всякой меры благодарна вам за проявленную заботу. Просто… просто… я никогда не отмечаю свой день рождения.
– Но почему, Кара? – Томара снова подошла к ней и, нажав на плечи, заставила сесть. – И почему ты так отреагировала на пирожное? Это же обычный шаклер. Кара, мы тебя чем-то обидели? Пожалуйста, скажи.
Сердце в груди Карины обратилось в камень. Если она скажет, для нее все кончится плохо. Если не скажет, она обидит этих двоих людей. Любой выбор плох. Но Томара и Кулау хорошо отнеслись к ней, и они не заслужили такого отношения. А она… Если есть выбор между своими чувствами и чужими, выбирай чужие.
– Я не отмечаю день рождения, – сквозь силу произнесла она. – Десять лет назад в этот день я впервые убила человека.
– Ты? – недоверчиво осведомилась куратор. – Но ведь тебе тогда исполнилось всего десять! Как ты могла…
Она осеклась и переглянулась с Кулау.
– Кара, ты девиант? – спросил ее главврач.
Девушка молча кивнула.
– И в день рождения у тебя проявились особые способности?
– Да. – Понурившись, она смотрела в пол. Сердце бухало у нее в груди так громко, что почти заглушало ее слова. – У меня был день рождения, и госпожа Мамира, моя воспитательница в детском доме, подарила мне такое же пирожное. Она всегда меня жалела. А мальчишки… у нас были трое злых старших мальчишек, всегда ходивших компанией, они его отобрали. Даже не съели, а большей частью просто растоптали по полу. Я плохо помню, что произошло дальше. Кажется, у меня случилась истерика, и я… и у меня пробудился эффектор. Они погибли, все трое. Я разнесла всю комнату, а потом, когда вбежала госпожа Мамира, убила и ее.
Внезапно ей показалось крайне важным оправдаться именно перед Томарой и Кулау. Она вскинула взгляд.
– Я не хотела, честно! – горячо сказала она. – Я любила госпожу Мамиру! Но я себя совсем не контролировала!
– Да, так оно обычно и бывало… – вздохнул доктор Кулау. – Дети, не умея контролировать себя, убивали родителей, родственников и просто окружающих. Прости нас, Кара. Мы и понятия не имели, что у тебя в прошлом такая трагедия.