Против воли Карина криво усмехнулась. Это у нее-то трагедия? Интересно, а что тогда случилось у погибших?
– И что случилось дальше? – осторожно спросила Томара. – Тебя отправили в спецзаведение?
– Я убежала и скрывалась полгода. Та зима оказалась на удивление мягкой, и я могла жить в заброшенных домах на окраине города. Воровала из домов и магазинов еду, пряталась от людей… Я убила еще нескольких человек, которые случайно напугали меня. Потом на меня начал охотиться. Меня поймали и отправили в Институт человека, и я провела там два года.
Томара испуганно прижала руки ко рту. Лицо Кулау дернулось, но осталось бесстрастным.
– И потом, в сорок третьем, тебя освободили оттуда, да? – спросил он.
– Да, – кивнула девушка. – Папа… мой приемный отец взял меня к себе, и с тех пор я живу с ним. Господин Кулау, честное слово, сейчас я полностью контролирую себя! Я не причиню никому вреда, никогда и ни за что! Не выгоняйте меня, пожалуйста, очень прошу!
– Ну-ну! – Томара ласково похлопала ее по плечу. – Успокойся, Кара, никто тебя выгонять не собирается. Мы не виним тебя ни в чем. Девиант ты или нет, это никак не касается твоей работы здесь. Верно, Калу?
– Разумеется, – кивнул главврач. – Карина, Тома уже сказала тебе, что мы весьма довольны твоим подходом к делу. Не думаю, что ты способна использовать свои способности в зло или просто бездумно. Так что ничего не меняется. Просто продолжай работать и учиться в том же духе. А прошлое – ну что же, прошлое далеко не всегда приятно вспоминать не только тебе. И, по крайней мере, теперь я понимаю, почему ты так хочешь спасать людей.
– Спасибо, господин Кулау. Спасибо, госпожа Томара, – кивнула Карина. – Я благодарна вам за заботу, очень-очень благодарна. Еще раз прошу простить, что так получилось. Теперь я пойду, ладно?
Она поднялась со стула.
– Парс, рядом! – скомандовала она, подходя к двери.
– Карина, погоди! – внезапно сказала Томара. – Тогда, в первый день… Ты определила, что у пациента рак. Ты сделала это с помощью своих способностей?
– Да, – согласилась девушка. – У меня есть дополнительная способность, которую папа называет объемным сканером. Я могу видеть сквозь предметы. Внутри предметов. Похоже на томограмму, только все серое и выглядит почти как настоящее.
– Вот как?… – задумчиво прищурилась Томара. – Знаешь, Кара, это чрезвычайно полезная способность. Мне нужно подумать, но я думаю, что мы твой сканер обязательно обсудим еще раз. А еще какие-то способности у тебя есть?
– Наноманипулятор. Я могу работать с веществом на молекулярном уровне. Это сложно и хлопотно, но я могу, например, запаивать не очень крупные сосуды и останавливать кровотечение. Или вытащить глубокую занозу.
– Невероятно… – пробормотал Кулау. – Тома, нам определенно следует обдумать новые обстоятельства как следует. Таким талантам пропадать нельзя. Хорошо, Карина, на сегодня мы от тебя отстанем. Давай, иди, отдыхай.
– Да, господин Кулау, – кивнула Карина. – Спокойной ночи.
Она помахала рукой и, сопровождаемая Парсом, выскользнула в приемную.
Оставшись в одиночестве, Томара и Кулау переглянулись.
– Ну и номер! – вздохнул завотделением. – И перепугала же она меня, когда со стула грохнулась…
– Меня не меньше, – хмыкнула куратор. – Ну и ну! Кара – девиант! Да еще из Института! Значит, у нее первая или вторая категория. Да еще и эти дополнительные способности…
– Я все гадал, когда и как они проявятся, – произнес главврач, задумчиво пощипывая подбородок. – Помнишь – тогда так и не нашли, куда делись эти двадцать ребятишек из Масарии.
– Да, пока Закон о тайне личности не подправили, только ленивый их не искал, – согласилась Томара. – Ну вот, пожалуйста. Удовлетворил свое любопытство?
– Более чем, – пожал одним плечом Кулау. – Но тяжелое же у девочки было детство, если ее даже сейчас так корежит. Приглядывай за ней, Тома. Плохо, когда у врача такие нервы.
– Конечно, Калу, – кивнула женщина. – Но пока что она не дала ни одного повода заподозрить у себя психическую неполноценность, да даже просто эмоциональную нестабильность. А совершенно нормальных людей все равно не бывает. Если из-за пирожного она убила четверых, я прекрасно понимаю, почему она так шарахнулась. Небось, перед глазами так и стояла сцена, когда она нас с тобой по стенкам размазывает. Классический случай для учебника по психологии.
– Шарлатанство эти твои учебники. И вообще вся психология шарлатанство, – проворчал Кулау. Он выдвинул верхний ящик стола, покопался в нем и извлек на свет скальпель. – Нет у человека никакой психики. Если что-то нельзя отрезать, его не существует, и не пытайся убедить меня в обратном. Кстати, раз уже ты заговорила о пирожном, я не намерен позволять пропадать добру. Отрезать тебе кусочек? И давай-ка подумаем на пару, к чему можно приспособить ее таланты. Что ты там сказала про рак?
4.12.849, деньдень. Оканака
На эту молодую женщину глаз Вай положил с первого взгляда.
Он изнывал от скуки – уже три дня в Оканаке не происходило ничего, достойного его внимания. Ни скандала в семье депутата Ассамблеи, сопровождаемого битьем посуды и демонстративной подачей на развод, ни пойманного за руку чиновника, хапнувшего не по чину, ни порнозвезды, давшей дуба от наркотиков в собственной постели, а еще лучше – в каком-нибудь злачном притоне… Вероятные кандидаты на очередную телевизионную казнь уже трижды подряд отклонили приглашения на съемки, что странно: бомонд обычно исповедовал простейший принцип – неважно, что о тебе говоря, лишь бы говорили. Дошло до того, что он, суперзвезда телеэфира, от безделья приперся на дурацкий конгресс не то астрологов, не то астрономов. Впрочем, справедливости для следовало заметить, что специально он на конгресс не шел – до такого ему еще опускаться и опускаться. Просто выйдя на улицу из редакции, чтобы перекусить, он заметил на здании соседнего отеля неброский транспарант, и вместо привычного кафе ноги сами понесли его туда. Ну вдруг! Ну хоть что-то! Ну может же быть так, что два астролога друг другу в бороды вцепятся на предмет того, у кого будущее точнее предсказано? Камера с одним объективом, болтающаяся на груди на манер медальона, и диктофон у него всегда с собой, так что может же ему повезти?
– На конгресс куда? – лениво спросил он портье в холле. Тот, предупредительно изогнувшись, указал на плакат "Двадцать восьмая конференция Общества астрономов Катонии. Регистрация". За столиком под плакатом маялась от безделья юная вертлявая девчонка с чудовищной прической в стиле "северное сияние", в откровенном мини-платье, совершенно не скрывавшем ее еще почти детских прелестей, и с густо наложенной косметикой цветовой гаммы "крокодиловый маренго", способной отвратить от нее даже страдающего от спермотоксикоза подростка.
– Здесь конференция? – осведомился у нее Вай, внутренне передернувшись.
– Да, блистательный господин! – оживилась девица. – Как тебя зовут?
Она склонилась над разложенными на столике нагрудными табличками, изображая немедленную готовность выхватить любую. Судя по тому, что от, судя по всему, изначально стройных рядов табличек сейчас на столе остался от силы десяток, конференция оказалась популярной. Или же популярным оказался прилагаемый к ней фуршет, который репортер углядел краем глаза в висящей за девицей программе. Впрочем, до фуршета оставалось еще несколько часов. Жаль. Он мог бы совместить приятное с полезным.
– Не напрягайся, – покровительственно бросил девице Вай. – Я специально приглашенная звезда, меня и так все знают. Где конференция?
– Во втором зале, – растерялась девица. – Направо по коридору. Но как же материалы…
– Перебьюсь, – отмахнулся репортер, отправляясь в указанном направлении. Нет. Все-таки это не астрология, бородатых придурков, предсказывающих судьбу по звездам, тут нет. Значит, нет и темы для репортажа. Правда, настоящие ученые, как он слышал, тоже иногда так друг в друга цепляются, что только пух и перья летят. В его представлении типичный ученый был полусумасшедшим умником в белом халате, плохо выбритым и с торчком стоящими вокруг лысины жидкими волосами. Или старой сушеной воблой, проходившей в девках до самого климакса, что-то вроде его учительницы математики в старшей школе. Таким самое место в красочной комедии, где очередной злобный монстр, вырвавшийся из пробирки, намеревается поработить мир, но в репортаже или шоу им делать нечего. Заснет зритель на первой же минуте от излагаемой зауми.