«Как! Неужели могло произойти такое? Своей гибелью я приговорил бы к смерти и этих очаровательных детей? Боже мой! Вот уж не думал, что, спасая свою шкуру, я в то же время спасаю еще два существа… Кто знает, может, как раз поэтому все так хорошо вышло?»
Чико вздохнул и признался:
– Я не хотел, чтобы ты умерла!.. Я не мог решиться на это… нет, не мог.
– Ты предпочел умереть в одиночку? Злюка, а что бы стало тогда со мной? Разве я бы не умерла тоже, если…
Хуана не договорила. Покраснев пуще прежнего, она снова закрыла лицо руками. И то простое обстоятельство, что девушка не закончила фразу, сыграло роковую роль.
Ибо Чико, нежно взглянув на нее, покачал головой и мысленно закончил за нее: «Я тоже бы умерла… если бы умер он».
Карлик медленно встал и посмотрел на шевалье. Его печальный преданный взгляд так ясно выразил эту мысль, что Пардальян вышел из себя:
– Дурак!.. – крикнул он. Растерявшийся Чико уставился на своего друга.
Он не понял, почему тот так на него рассердился.
Глава 20
БИБ-АЛЬЗАР
Пардальян понял, что это может продолжаться бесконечно: он никак не мог добиться желаемой развязки. А шевалье нельзя было терять времени: ему еще нужно было отдохнуть. Поэтому он отказался от своего замысла насчет двух наивных влюбленных. Приняв это решение, Пардальян воскликнул:
– Черт подери! Моя дорогая Хуана, вы решительно забыли, что я дьявольски хочу есть и пить. Ну-ка, живо, два прибора для моего друга Чико и для меня. И не жалейте хороших вин!
– О Господи! – Хуана вскочила с кресла. – Я совсем забыла, что вы целых две недели ничего не ели!
Мигом из влюбленной девушки она превратилась в хорошую хозяйку. Может быть, ее не совсем удовлетворило объяснение с Чико, и все-таки ее сердечко трепетало от радости: Хуанита знала, что для Чико она одна на всем белом свете и он будет любить ее до последнего вздоха.
Пардальян с улыбкой слушал, как распоряжается Хуана – она хотела придать своему голосу больше строгости, но это у нее никак не выходило.
– Барбара, Брихида, живо приборы в мою комнату… Праздничные приборы. Лаура, голубка, беги в погреб и принеси самого старого и лучшего вина. Посмотри, не осталось ли там вувре, захвати две бутылки… и еще две бонского, и хереса, и аликанте, и портвейна. Пошевеливайтесь же! Изабель, выбери самую жирную птицу, зарежь, ощипли и быстро неси к моему отцу. Батюшка, быстрее к плите, приготовьте такой обед, будто стараетесь для самого монсеньора Эспинозы!
Старый ворчун Мануэль, окруженный поварятами, отвечал:
– Боже мой! Дочурка! Что случилось? Что за посетитель к нам пожаловал? Не иначе как инфант.
– Больше, больше, папочка: сеньор де Пардальян вернулся!
Хуана с таким выражением произнесла эти простые слова, что никакая самая длинная речь не могла бы заменить их. Нужно думать, что не одна она испытывала восторг в тот момент, ибо почтенный Мануэль тут же помчался поприветствовать своего гостя.
Дело в том, что шевалье не знал одной вещи: его участие в корриде и то мастерство, с которым он заколол быка, сделали его популярным в городе.
Все знали, что Пардальян рисковал жизнью, чтобы спасти Красную Бороду. Говорили, что шевалье было схватили, но ему каким-то чудесным способом удалось вывернуться.
Наконец шептались о том, что Пардальян навлек на себя гнев короля стычкой с Тореро. Тореро был всеобщим любимчиком: его обожали как жители Севильи, так и вообще вся Андалузия.
Короче говоря, благодаря всем этим обстоятельствам шевалье восхищались и знать, и чернь. Но проявлялось это восхищение по-разному. Любой придворный был бы счастлив сразиться с Пардальяном. Напротив, среди простого люда не было ни одного человека, который не пошел бы за него на смерть.
…Тем временем старуха Барбара, которой помогала Брихида, не переставая ворчать, – наверное, чтобы не отвыкнуть, – принесла праздничные приборы, как и приказала ей Хуана. Мануэль, поздоровавшись с гостем, побежал назад к своей плите. Он клялся, что «сеньор де Пардальян сегодня пообедает так, как он редко обедал даже во Франции, знаменитой своей кухней».
Наконец стол был накрыт. Хуана славилась не только красотой, но и умением хозяйничать. Она начала прислуживать шевалье – сама, как и обещала.
Может быть, обед Мануэля и не был несравненным шедевром, как он торжественно провозгласил, однако вина оказались хороших сортов и почтенного возраста, сладости – изысканны, а фрукты – так просто восхитительны. К тому же прислуживала шевалье прелестная девушка, которая так мило улыбалась, что Пардальян, присутствовавший на многих роскошных обедах, мог с чистой совестью назвать этот одним из лучших.
Шевалье ел, понятно, за четверых, но все же не забывал и про Чико: он внимательно следил, чтобы его гостю прислуживали так же, как ему. К тому же Пардальян помнил о своих делах. За едой он не переставал подробно расспрашивать Чико, а тот по обыкновению четко и ясно отвечал на вопросы шевалье, который очень ценил это качество карлика.
Короче говоря, Пардальян устроил что-то вроде допроса, благодаря которому ему удалось выяснить следующее: Чико нашел чистую бумагу с подписями короля и великого инквизитора. Он был уверен, что потерял ее шевалье. Малыш решил заполнить пергамент, чтобы проникнуть в монастырь и немедленно освободить Пардальяна.
К несчастью, сам он не мог взяться за это дело: Чико не обладал достаточно представительной внешностью. Поэтому он подумал о доне Сезаре. Но карлик никак не мог его отыскать. Все, что он смог сделать, – это выяснить, что дона Сезара ночью перевезли из того дома, где его держали прежде, в дом с кипарисами. Тогда Чико решил, что сначала ему нужно освободить Тореро, а потом уж с его помощью – Пардальяна.