— Первого да, а про второго я от тебя впервые слышу.
— Олег, я не понимаю, что у тебя в отделе творится, это уже….
— Спасибо дорогой, все потом, мне сейчас надо вопросы порешать. Должен буду.
Гудки, набор номера.
— Сергей Геннадьевич? Сережа, ноги в руки, и ко мне, срочно….
Майор Гудыма:
— Знаешь зачем тебя привезли?
— Догадываюсь.
— Что-то хочешь рассказать?
— Это не он.
— Хм. Неожиданно. Ты Лену знал?
— Не очень близко.
— Что насчет их отношений можешь сказать?
— Встречались, почти полгода, потом поссорились. Я понимаю, что она хотела за Ломова замуж, а он не был готов.
— И?
— Он думал, к решению не пришел.
— А ты в курсе, что она была беременна?
— Нет, когда мы дней пять назад об их отношениях говорили, он мне ничего такого не сказал. Просто сказал, что не готов жениться и, пока, ни к какому решению не пришел.
— Ну почему? Очень даже пришел. Три дня назад встретился с ней, избил до смерти и черенком от лопаты абортировал, ток что там от матки и от плода только клочки остались.
— Вы что тут на придумывали? Он в жизни ни одну женщину пальцем….
— А что нам придумывать? На черенке его отпечатки, в сумочку записка от него о встрече, да еще много чего. Что, неожиданно? А теперь, еще раз, в свете фактов, что я тебе сказал, вспомни, вдруг что ни будь полезное нам расскажешь?
— Еще раз говорю — это не он. Тем более, что если бы он узнал, что у Лены будет ребенок, то возможно, он бы на ней женился. Во всяком случае, ребенка он бы не бросил, да и мама Димы хотела внуков, ему каждый день мозг выносила. В принципе, как мне кажется, он просто боялся…. Просто боялся связать себя обязательствами.
— То есть….
— То есть, если бы я подозревал его, если бы у меня было что ни будь, я бы вам это сказал.
— Но он же твой друг!
— Тот, кто способен сделать такое с любимой, пусть и бывшей, ни другом, ни человеком считаться не может.
— У Ломова родня есть в деревне или он рассказывал, что у кого-то мясо можно купить, свинину, например?
— Про родню из деревни я не слышал, у него все в городе живую. Мясо ему без надобности, у него мама в магазине «Коопторга» работает, я думаю, что у них нет проблем с мясом.
— Это все конечно хорошо, но все твои слова в отношении твоего друга… Вы же друзья? Так вот, все это перевешивается отпечатками его ладоней и пальцев на черенке. Вот так. Ладно, сейчас тебя допросят в качестве свидетеля, повторишь, все, что мне сказал и, наверное, будешь свободен.
Майор поднялся и сделав какой-то знак операм, вышел из кабинета, буркнув на прощание:
— Буду часа через три.
— Ну что, давай, подсаживайся — темненький весело похлопал по стулу за столом у окна: — садись и пиши. Сам справишься или нам писать?
— Сам справлюсь — я подтянул к себе бланк допроса свидетеля, и, вывел: «По существу заданных вопросов могу пояснить следующее….»
Писал я долго, обдумывая каждое слово. Но, так как писать особо было нечего, то справился я минут за пятнадцать.
— Готово — я оттолкнул от себя заполненный бланк, осталось только вписать данные сотрудника, проводившего допрос. Шушукающиеся опера подхватили бланк, и склонившись над ним, голова к голове, стали внимательно его читать.
— Хорошо пишешь, грамотно — черноволосый сунул протокол в папку и сунул мне новый, чистый:
— Но, не все написал.
— В каком смысле — не все?
— Ну ты не написал несколько важных фактов. Например, как вы с Ломовым и вашим подельником пытались похитить деньги у инкассаторов в Универсаме?
Глава 2
— Ребята, вы охренели что ли?
— Да нам то что охреневать? Это вы с Ломовым охренели. Интересно, на сколько денег рассчитывали?
— На миллион.
— О как! Ну вот видишь, как с тобой просто. Не пришлось, как дружка твоего, пиздить. Ты же умный, правда, ты нам все расскажешь?
— Конечно расскажу, садитесь ребятишки поближе, и мы начнем.
— Мне кажется, Серега — тёмненький повернулся к напарнику: — он над нами глумиться.
— А ты поумнее Сереги оказался — приободрил я темненького.
— Ну сейчас мы над ним сами поглумимся — Серега, обиженно бубня под нос угрозы в мой адрес, полез за шкаф, откуда появился с знакомым мне по прошлой жизни, но здесь не разу не виданной, резиновой дубинкой.
— Во, видал — торжествующе потряс он передо мной коричневым «демократизатором».