Павел Афанасьевич, наконец, перестал прыгать вокруг меня, и остановился, тяжело дыша, выставив перед собой сжатые кулаки.
— Жаль, что твоя шлюшка успела уехать, а то бы я ее во все щели поимел, да и сбросил под электричку, как и остальных….
Если он думал, что я от этих слов брошусь на него в ближний бой, то дедушка, как-то, очень сильно ошибся. Я тоже устал скакать, ежесекундно отслеживая положение рук и ног старого боксера, и очень хотел, чтобы появилась конница из-за холмов. Но видно стрельба во дворе в четыре часа утра, покой наших граждан не обеспокоил, и я начал кричать. Я кричал не затыкаясь, только иногда жадно схватывая раззявленным ртом воздух. Через пару минут от моих криков стали зажигаться электрический свет в окрестных домах. Дед попытался убежать, но я успел сунуть ему между ног метлу, так, что он упал на четвереньки. На этом мои успехи закончились, старый хрыч пошел в атаку, заставив меня отступить на несколько шагов. И когда я уже понял, что еще пару минут, и горящее огнем горло я просто сорву, от ворот раздался грубый и долгожданный голос:
— Так, милиция, замерли оба.
Подобрав полы плаща, к нам, через ворота, полез некто в сером. Мы с Кудюмовым замерли.
— Палку бросил — это ко мне. Я подождал, когда милиционер подойдет к нам ближе и отбросил метлу. Старшина глядел на меня в упор, он узнал меня, я узнал его. Это был или Галич, или Самойленко, я их фамилии то узнал только вчера. Кудюмов, оказавшийся за спиной «овошника» сделал шаг вперед, но его остановил голос раздавшийся от ворот:
— И что тут у нас?
Через ворота, задом вперед, лез еще один представитель вневедомственной охраны, а за воротами мелькала еще одна кокарда.
— А, это, Серега, мент — рука старшины уперлась в мою грудь: — правда его сегодня уволили, но он, сука, успел оставить нас без премии.
Конец этой фразы я дослушивал в согнутом положении, пытаясь сделать хотя бы вздох, так как рука старшины, неуловимой молнией успела нанести мне удар в солнечное сплетение.
— А этот — я не знаю, кто.
— Ребят, я сторож этого склада. Услышал шум, вышел из сторожки, а тут этот пытается в склад залезть.
— Понятно, оба поедете в отдел.
— Ребят, но я же на службе….
— Ничего не знаю, едем все. Здесь наш третий боец останется. Заявление с вас примем, и обратно привезем.
— Ребята…
— Идите в машину.
— Старшина — я смог чуть-чуть отдышаться и начать шипеть: — ….
— А ты заткнись, ты для меня никто. Еще хоть звук произнесешь, я тебе рот разобью, пошел в машину.
На заднем сиденье жигулей мы молча сидели рядом с Кудюмовым. Старшина, обернувшись к нам с переднего сиденья, ни на минуту не прекращал нас контролировать. В отделе я попытался объяснить сложившуюся ситуацию дежурному. Капитан устало слушал меня, сочувственно кивая по ходу моего рассказа. Когда я закончил, меня, буквально, облили ушатом ледяной воды:
— Паш, вот ты вроде бы недавно психологов проходил, но как? У тебя же мозги текут, как из сита. Тебя уволить не успели, а ты уже на склад забрался, человека избил. Какие пистолеты, какие убийства? Иди в камеру до утра, а мне сегодня психов уже хватило.
— Мне позвонить надо.
— Кому? Пол пятого утра, кому ты звонить собрался?
— Свешникову Михаилу Алексеевичу, он сказал звонить в любое время.
— Паша, в мое дежурство ты в половину пятого утра начальнику УР области со своим бредом звонить не будешь. Так, давайте в камеру его.
— Нет, я ссать хочу. В туалет меня выведите, я терпеть больше не могу, иначе в камере нассу.
— Как нассышь, так и вытрешь, и даже своей курткой.
— Ты хоть что со мной делай, но убирать в «нулевке» я не буду — я упер взглядом в помощника дежурного, и тот первый их отвел.
— Галич — спусти этого в уборную.
— Да пусть под себя ссыт.
— Я говорю, отведи его вниз.
— Ну ладно.
Понятно, Галич — это тот, кто меня приласкал:
— Давай вниз, дорогу знаешь.
Я дошел до конца коридора, спустился на один пролет, слыша за собой ленивый топот уставных ботинок. Потом я рванул вниз. Дверь в комнату нашей роты была фанерной, никто не предполагал, что ее будут выламывать молодецким ударом ноги в районе дешевенького накладного замка. После удара, замок повис на единственном шурупе, я толкнул тонкую преграду и рыбкой кинулся на составленные вместе рабочие столы командиров, сметая в стороны рабочие журналы, ручки и тетради для занятий. Нужный мне городской телефон стоял на подоконнике, под светом уличного фонаря.