Лена опять вспомнила о том, как подарила заветный талисман своему зятю Джулиано Серандреи за несколько лет до его гибели. Это случилось как раз в то время, когда он приобрел палаццо в Венеции, то самое, где теперь состоялась распродажа фамильных ценностей.
— Не нравится мне вся эта показуха, — сказала ему тогда Лена. — По-моему, тебе нужен амулет. — Она отколола белую дамасскую розу с отворота жакета и вложила ему в руку.
— Можешь называть это показухой, — беспечно ответил Джулиано, — но, если семья хочет укрепить свою власть, она должна выглядеть солидно.
— Все это сказки! — сердито возразила Лена. — У моего мужа было больше власти, чем у всех нас, вместе взятых, но ему не нужно было никому ничего доказывать. Когда он переступил порог чикагской биржи, операции с зерном были приостановлены на минуту в знак приветствия. И представь себе, его эта торжественная встреча только раздосадовала: Корсар был не из тех, кто любит выставлять себя напоказ.
— Обожаемая моя, — Джулиано называл ее так с тех самых пор, когда еще бегал в коротких штанах и был безумно влюблен в нее, хотя ухаживал за Мирандой, — поверь, времена изменились. Политика изменилась. Деловой мир нуждается в заметных фигурах. Подумай о самых влиятельных семьях Италии. Они утвердили новый жизненный стиль: живут в роскоши и не скрывают этого. Вот и нам нечего стесняться.
— Сохрани мою розу. Может быть, она убережет тебя от ложных шагов, — предупредила Лена.
— Я очень тронут этим подарком. Спасибо, обожаемая моя, — сказал в ответ Джулиано, целуя ее в лоб.
Дамасская роза, вопреки ее надеждам, так и не принесла удачи любимому зятю, и все же, глядя на пустынную в этот ночной час городскую площадь, Лена вновь почувствовала, как ее охватывает безумное, неудержимое желание любой ценой вернуть заветный талисман. Вдруг ее осенило: она вспомнила имя Роберто Кортезини.
Он был хозяином престижного ювелирного магазина в Милане, где ее муж в течение сорока с лишним лет регулярно покупал драгоценности. За полвека он истратил у знаменитого ювелира целое состояние. В ту же минуту в душе у Лены поселилась уверенность в том, что именно Кортезини может ей помочь найти розу. Старая дама знала, что специалисты не пропускают крупных аукционов и поддерживают связь друг с другом. Не исключено, что Кортезини тоже был на аукционе в Венеции. Ему будет проще, чем ей, узнать имя человека, купившего ее любимую брошь.
Дремота застала ее в плетеном кресле.
Ей приснился сон. Она оказалась в венецианском палаццо во время грандиозного бала. В старинных, расписанных фресками залах витал запах сандала, который так любил Джулиано. Струнный оркестр исполнял «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Она была молода и хороша собой. Ее окружали дамы в ослепительных нарядах, известные политики, предприниматели, журналисты, интеллектуалы, хорошенькие девушки и вся ее родня. По анфиладе залов бесшумно сновали взад-вперед ловкие официанты. Лена легко скользила среди представителей большого света, отвечая на улыбки незнакомых людей. Все почтительно приветствовали ее. Еще бы, ведь она — свекровь Джулиано, хозяина дома, который гордится родством с ней. Потом Джулиано вдруг исчез, и она осталась одна, растерянная и одинокая среди чуждой ей роскоши и мишурного блеска. Ее охватило чувство пустоты, какая-то злая сила завладела ее мыслями и телом, она зашаталась в поисках опоры.
Конвульсивная дрожь сотрясла ее с головы до ног, а вокруг все пугающе изменилось. Парадный салон внезапно опустел, свет в нем погас, и стало темно. С потолка, разворачиваясь, как штандарты, спустились к выложенному мозаикой полу черные занавеси, шипящие змеи с тускло поблескивающей чешуей обвились вокруг лап потухших канделябров.
Ей хотелось закричать, позвать на помощь, но из горла не вырвалось ни звука. Тут она увидела Арлекина, приближавшегося к ней танцующей походкой.
Он распростерся у ее ног и, глядя на нее снизу вверх, спросил:
— Вам дурно, прекрасная синьора?
— Я вижу вокруг себя ужасные вещи, — в страхе пролепетала Лена.
Арлекин вскочил и многозначительно улыбнулся ей.
— Я прекрасно знаю, что вас беспокоит, — сказал он.
— Помогите мне, прошу вас, — взмолилась она.
— Что же я могу поделать? Вы почувствовали приближение эриний. Дворец полон ими, моя прекрасная синьора.
— Кто такие эти эринии?
— Фурии ада, карающие за совершенные злодеяния. Одержимые злобой, они врываются в дом, неся с собой раздоры и разрушение. Слышите мерзостный дух разложения и тлена? Эринии душат и уничтожают друг друга точно так же, как власть пожирает самое себя, — объяснял Арлекин, прыгая вокруг нее и приседая в издевательских реверансах.
— Убирайся! Вон отсюда! — закричала она, стараясь его оттолкнуть.
Лена взмахнула рукой, прогоняя прочь видение, насмехавшееся над ее отчаянием, из ее горла вырвался наконец жалобный крик.
Она внезапно проснулась, плача, как ребенок. Все ее тело было покрыто испариной. Стекло балкона, в которое она ударила, стараясь избавиться от кошмара, разбилось и поранило ей руку. На шум прибежала заспанная сиделка в ночной рубашке.
— Боже мой! Что случилось? — запричитала она в тревоге.
У ее хозяйки был затравленный вид человека, отчаянно нуждающегося в помощи.
— Не знаю. Я спала. Мне приснился ужасный сон, — пробормотала Лена.
— Только посмотрите, что вы натворили! — принялась попрекать ее сиделка, напуганная не меньше госпожи. — Сколько раз я вас просила не спать на балконе! Неужели вы не можете спать в собственной постели, как все добрые христиане? — Тут она заметила кровь на руке Лены и еще больше испугалась: — Синьора Миранда ужасно на меня рассердится, когда узнает.
— Это пустяки, — отмахнулась Лена, осмотрев порезы. — Пара пластырей, и все будет в порядке. Ступай, принеси их, — велела она медсестре.
Пока та хлопотала над ней, обрабатывая порезы спиртом, Лена вновь вспомнила о карающих фуриях из ночного кошмара. Возможно, они и вправду поселились в венецианском палаццо много лет назад, терзая ее семью подобно ненасытным бесам. Ей хотелось верить, что сон, так напугавший ее, означает конец трагедии, и она с улыбкой пропускала мимо ушей причитания сиделки, упрекавшей свою пациентку за непослушание. Потом Лена проглотила пару таблеток транквилизатора и позволила отвести себя в постель. Медсестра уселась на стул возле кровати.
— Оставь меня одну, Пина, — приказала хозяйка.
— И не подумаю, — заявила сиделка. — Вижу, у вас сегодня беспокойная ночь, вы мне еще доставите хлопот, а у меня и так уже неприятностей по горло, и все из-за вас. Как вы могли уехать с молодым синьором, не сказав мне ни словечка? Вам вот ни на столечко нельзя доверять!
— У меня болезнь Паркинсона, а не старческое слабоумие. Рассудок меня пока еще не покинул, — возмутилась Лена.
— Не сомневаюсь. Но рисковать своим местом не могу.
— Зачем тебе понадобилось звонить моей дочери? — сердито спросила старая дама.
— Я не могу взять на себя ответственность в таких ситуациях.
— И поэтому предпочитаешь шпионить? Это скверный порок. А теперь убирайся! Это приказ.
Когда госпожа говорила таким тоном, ее приходилось слушаться. Скрепя сердце, на ходу бормоча какие-то невнятные жалобы и упреки, сиделка покинула комнату.
Лена зажгла лампу на ночном столике, надела очки. Ее взгляд скользнул по стенам, оклеенным кремового цвета обоями с рисунком из мелких розочек. На пузатом комоде орехового дерева напротив кровати стояли фотографии в рамках. Она медленно обвела взглядом лица членов семьи. На маленьком столике XVIII века помещалась клетка с канарейками. Лена называла их Ромео и Джульеттой. Сейчас крохотные комочки желтого пуха были погружены в сон. На большом столе по другую сторону кровати располагался телекс Корсара. Сколько ночей, думая, что Лена спит, он провел возле дьявольской машинки, принимавшей послания с другого конца Земли! Ее муж просто жить не мог без телексов и телетайпов. Его бизнес зависел от этих аппаратов, сообщавших ему последние данные о котировках, предложениях и колебаниях цен на зерновых рынках всех стран мира. Он погиб двадцать пять лет назад. Его самолет взорвался над Атлантикой. Возможно, он даже не заметил прихода смерти.