— Да, вроде бы все так и случилось, — кивнула Лена, сбитая с толку кротким тоном мужа.
— Будь я богат, в такую ночь, как эта, повез бы тебя на север, во Фриули, в те места, где я воевал. Летом там воздух свежее. Ты смогла бы хорошо отдохнуть.
— Да что это вам в голову пришло, Тоньино? — удивилась она, различив в голосе мужа не только непривычную для себя ласку и заботу, но и горечь. Неужели и он такой же мечтатель, как и Спартак?
— По правде говоря, я и сам не знаю. Просто мне кажется, что ты могла бы найти себе партию получше. — Тоньино сверлил ее пристальным взглядом.
Лена вздрогнула. Эти глядящие в разные стороны глаза и уродливая вмятина на щеке наводили на нее ужас. Но в голосе его сквозила удивительная нежность. Сразу было видно, что он не привык говорить о себе, но старается изо всех сил, чтобы не казаться ей таким чужим.
— Все сегодня веселились. Кроме вас и меня, — грустно заметила Лена.
Тоньино горько усмехнулся.
— Я побывал на многих свадьбах. Гости веселятся, пируют, а молодые сидят с постными лицами, — согласился он.
Несколько минут они молчали, каждый думал о своем, ощущая медленное течение времени.
— А тебе идут очки, — вновь заговорил Тоньино. — Нет, серьезно, идут. Ты в них похожа на учительницу.
— Зачем вы мне говорите все эти комплименты? Я необразованная, вы же знаете! Меня забрали из школы, потому что я ничего не могла выучить. Теперь-то я понимаю, что это все из-за близорукости. Я не видела и не могла прочесть, что там учительница писала на доске. Вот были бы у меня очки еще тогда… — с сожалением вздохнула Лена.
«А с ним, оказывается, приятно поговорить», — подумала она.
— У меня есть одна книга, ее написал Эдмондо Де Амичис. Она называется «Сердце». Я ее читал, когда был в окопах, и много раз перечитывал потом, когда вернулся с войны. В ней много чудесных историй. Ты тоже можешь ее прочесть, если хочешь, — сказал Тоньино, поднимаясь из-за стола.
Он раскрыл дверцы буфета, дотянулся до самой верхней полки, достал из-за стопки тарелок томик в темном твердом переплете и торжественно протянул книгу Лене, словно доверяя ей сокровище.
— Попробую прочесть, — неуверенно сказала Лена. — Когда время будет, — добавила она, спохватившись.
— Теперь, когда ты стала моей женой, тебе больше не придется работать в поле, — объявил Тоньино.
— А что же мне придется делать? — подозрительно нахмурилась девушка.
— Все, что захочешь. Можешь ухаживать за огородом, если тебе это нравится. Моя мать будет добра к тебе, все в доме окажут тебе уважение. А сейчас пойдем, я провожу тебя наверх.
Они вошли в спальню.
Лену поразила двуспальная кровать с ажурным металлическим изголовьем. Чья-то участливая рука, наверное ее свекрови, привязала к покрытым лаком металлическим завитушкам белый шелковый бант. Эстамп, изображающий Мадонну с младенцем, висел на стене над кроватью. Лене понравилось сочетание цветов: от розового к зеленому и синему. На расставленных симметрично друг против друга сервантах ее свекровь разложила белые крахмальные салфеточки с вышивкой, отделанные кружевом. В углу расположился изящный треножник кованого железа, служивший подставкой для овального зеркала, керамического таза и кувшина с водой, а прямо рядом с кроватью стоял пузатый комод с выдвижными ящиками. Лена знала, что в этих ящиках лежит ее приданое. Эрминия принесла его сюда за несколько дней до свадьбы. И еще она знала, что Эрминия и Джентилина вместе приготовили для молодых это брачное ложе.
Лена остановилась на пороге, любуясь комнатой и не смея в нее войти.
— Это твоя комната, — пояснил Тоньино и взял ее за руку. Впервые муж прикоснулся к ней. Лена вздрогнула от страха, ее сердце сильно забилось. — Не бойся, — добавил он, тихонько подтолкнув ее к постели.
— Я не могу, — невольно вырвалось у Лены.
— Я не стану тебя беспокоить. Сейчас я оставлю тебя одну, — с этими словами Тоньино направился к двери.
— Как же так? Почему вы меня покидаете? — Лена была поражена и сконфужена.
— Я буду спать наверху, на чердаке. Пожалуйста, не выдавай меня. Будем считать, что это наш с тобой секрет. Пусть все думают, что мы спали вместе, — объяснил он с мягкой улыбкой.
— Не понимаю, — прошептала Лена, настороженно глядя на него. Она была готова принести себя в жертву и не ожидала такого поворота событий.
— Если остальные узнают, что мы с тобой не спали вместе в первую брачную ночь, они могут бог весть что подумать. А все дело в том, что я уважаю твои чувства и твою молодость. Я знаю, что некрасив. Может, когда-нибудь ты привыкнешь к моему лицу. Ну а пока пусть все остается как есть. Спокойной ночи, Лена.
Глава 4
Живя в одном доме с родителями, хранить некоторые вещи в секрете просто невозможно. Помпео и Джентилина Мизерокки очень скоро догадались, что их несчастный сын вместо жены завел у себя в доме куклу. По вечерам они слышали, как Тоньино поднимается на чердак, чтобы провести там ночь, а по утрам украдкой пробирается обратно в спальню. Он казался спокойным и довольным жизнью, но родители тревожились за него. Им было известно о странностях Лены, но они и представить себе не могли, что эта девушка способна так повлиять на поведение их единственного сына.
Из девяти детей, родившихся в семье Мизерокки, в живых остался только Тоньино. Господь прибрал остальных одного за другим на первых месяцах жизни. Последним появился на свет Антонио. Вопреки всем болезням и прочим напастям, он вырос здоровым и сильным. Война едва не отняла его у родителей, но волею судеб ему удалось выжить. И вот теперь, состарившись, чета Мизерокки полагала, что имеет право рассчитывать на дюжину внучат. Однако откуда же взяться детям у человека, который спит один на чердаке?
Пребывая в полном отчаянии, старики не решались заговорить о противоестественной ситуации даже между собой и лишь обменивались многозначительными взглядами. Им и этого было довольно, чтобы понять друг друга. Положение становилось совершенно невыносимым. А ведь Лена, вопреки своей репутации, вела себя тихо и смирно, была к ним внимательна, странности ее поведения стали после замужества проявляться не так, как раньше. Покончив с работой по дому, Лена усаживалась в тенистом уголке двора и принималась за чтение. Вся кухня наполнилась книгами, которые она брала почитать у кузнеца. Двум старым крестьянам, едва умевшим читать и писать, такое поведение представлялось совершенно непостижимым.
Чего ищет их молодая невестка на покрытых убористым шрифтом книжных страницах? Этого они не в состоянии были даже вообразить. Порой, оставшись с Леной наедине, Джентилина пыталась проделать брешь в окружавшей ее стене молчания, но безуспешно: девушка еще больше замыкалась в себе, ощетиниваясь, как еж.
И вот однажды вечером, когда вся семья собралась за столом, старый Помпео не сумел сдержать переполнявшей его досады:
— Можно узнать, что вы двое намерены делать? — начал он, переводя гневный взгляд с сына на невестку. — Думаете, коли мы старики, так уж совсем из ума выжили? Мужу и жене положено спать вместе! Так заведено с тех пор, как стоит мир! Почему ты, Тоньино, ночуешь на чердаке?
Молодые продолжали молчать. Опорожнив свою миску с супом, Тоньино запил ее стаканом красного вина и рукавом рубашки вытер рот. Лена бросила на него умоляющий взгляд. Тоньино ответил улыбкой.
— Со всем уважением к вам, папа, позвольте заметить, что это наше дело, — ответил он спокойно.
Помпео побагровел от негодования.
— Разрази меня гром! — взорвался он. — Или ты один из тех, кому женщины противны, но мне в это что-то не верится, или позволяешь, как кукла деревянная, дергать себя за ниточки той, кому ты не нужен. Но, как бы там ни было, ты мой сын, живешь в моем доме, и я имею право знать, что происходит! — С этими словами Помпео изо всех сил грохнул кулаком по столу, так что посуда задребезжала.