— Обойдемся без предисловий, монсеньор, — нетерпеливо перебила его Маддалена, взяв конфетку и предупредительно пододвигая вазочку священнику. — Угощайтесь, прошу вас. Осмелюсь заметить, они настолько хороши, что их можно было бы счесть одним из доказательств бытия божья, — добавила она, искушая его.
Священник бросил жадный взгляд на сладости, проглотил слюну и взмахом руки отказался.
— Речь идет об одном из ваших внуков, — объявил монсеньор Сальвати.
Маддалена первым делом подумала о молодом Спартаке.
— Речь идет о Пьетро Бедески.
Старая дама с облегчением перевела дух. Речь шла о беспутном сыне одной из внучек ее сестры Эрминии, умершей тридцать лет назад. С тех пор как семья Рангони разбогатела, все эти родственники не переставали осаждать ее просьбами о помощи. Спартак, а вслед за ним и Джулиано неизменно старались найти им высокооплачиваемую работу, считая это неизбежной расплатой за собственное богатство. Если бы все зависело от Лены, она бы пальцем не шевельнула ради членов своего семейства. Не то чтобы ее обуревала жажда мести, просто она до сих пор ощущала на себе их недоброжелательство. Мысль о том, что именно она, считавшаяся в семье деревенской дурочкой, взлетела так высоко, до сих пор вызывала у них неудержимую злобу. Протягивая одну руку за помощью, другой они по-прежнему готовы были ее избивать. Прошли годы, но отношение к ней со стороны родственников не изменилось. Когда же они узнали о поразившем Маддалену тяжком нервном недуге, кто-то из них не преминул заметить: «Она всегда была с червоточиной».
— Чего же он хочет, этот Пьетро Бедески? — спросила старая дама.
— Из-за него попала в беду одна из моих прихожанок. Честно говоря, она славная девушка. Она впала в грех, но намерена искупить свою вину.
— Выйдя замуж за Пьетро? Я правильно понимаю? — насмешливо предположила Лена.
— Видите ли, с тех пор, как ваши предприятия в Форли перешли в другие руки, молодой человек потерял работу. Бедные дети попали в трудное положение, и Пьетро смиренно просит вашей помощи.
— Другими словами, ему нужны деньги. Ну, разумеется, чего же еще. Только вот что я вам скажу: все наши предприятия, монсеньор, а не только те, что в Форли, перешли, как вы выражаетесь, в другие руки. Вернее, другие прибрали их к рукам.
— Это очень жестокие слова, позвольте вам заметить, — насупился священник.
— Это всего лишь правда, монсеньор. Поэтому передайте моему внучатому племяннику, что все запасы семьи Рангони исчерпаны до дна. Нет больше ни денег, ни прибыльной работы. Ни для кого. А главное, передайте моим родичам, чтобы они больше не подсылали ко мне послов с прошениями, — раздраженно проговорила старая дама, глядя на него непреклонным взглядом.
Этот Пьетро Бедески всегда был бездельником и, пользуясь родством, понемногу приворовывал. Священник понял, что сделал неверный шаг.
— Я лишь хотел помочь двум несчастным детям, попавшим в беду, — сказал он извиняющимся тоном.
— И попрошу вас больше не вмешиваться в дела моей семьи! — неумолимо добавила Лена.
Монсеньор Сальвати ушел, кипя от негодования и призывая громы небесные на голову старой грешницы.
— Неужто жизнь меня мало била? — с горечью пробормотала старая дама, когда осталась одна, словно услыхав мысли священника.
Маддалена чувствовала себя обессилевшей, ей хотелось лечь в постель. Она позвала сиделку, чтобы та проводила ее в спальню.
Маддалена уснула, едва донеся голову до подушки. Сон ее был кратким и беспокойным. Она проснулась в ту самую минуту, когда сиделка склонилась над постелью, чтобы ее разбудить.
— Приехал из Милана синьор Кортезини. Он говорит, что вы его ждете, — объявила медсестра.
— Ну, конечно! А ну-ка быстро помоги мне встать. Ты проводила его в гостиную? Подай мне карминовое платье да сходи на кухню, пускай ему предложат перекусить, пока я одеваюсь.
От сильного волнения ее охватила дрожь.
Сиделка поняла, что речь идет об очень важной встрече. Вместе с обычной голубой пилюлей от болезни Паркинсона она дала хозяйке успокоительное.
— Не надо нервничать, синьора. Сейчас лекарства подействуют. Вы, главное, не волнуйтесь, я помогу вам одеться, — приговаривала она, стараясь успокоить старую даму.
— Ты должна меня и причесать тоже. И еще я хочу попудриться.
— Хорошо, хорошо, только, ради бога, не надо так волноваться.
Появившись в гостиной, Маддалена Рангони выглядела спокойной и элегантной. Только едва заметное дрожание головы выдавало ее внутреннее напряжение.
— Дорогой мой друг, мне очень жаль, что я заставила вас ждать, — начала она.
— Ни о чем не жалейте, дорогая синьора. Радость от встречи с вами искупает любое ожидание, — галантно ответил ювелир, коснувшись губами руки Лены.
Они знали друг друга не менее тридцати лет. Маддалена поддерживала добрые отношения еще с отцом Роберто Кортезини. Ее никак нельзя было назвать страстной любительницей драгоценностей, напротив, украшения мало ее интересовали, но ей нравилось при случае делать дорогие подарки, и ювелирная фирма Кортезини всегда была на высоте ее ожиданий.
— Итак, кто начнет, вы или я? — спросила Маддалена, усаживаясь в любимое кресло и приглашая ювелира занять место напротив. Кошка, до этой минуты прятавшаяся под диваном, вылезла и, вспрыгнув на колени хозяйке, свернулась клубочком.
— Я всегда уступаю дорогу дамам, — усмехнулся ювелир. — Но сначала позвольте мне вручить вам вот это, — с этими словами он протянул ей небольшой футляр, который вынул из кармана.
— Это мне? — растерянно переспросила она.
— Это вам, — подтвердил он.
У нее в руках оказалась шкатулочка светлого дерева с тонкими розоватыми прожилками. Откинув крошечный золотой крючочек, Лена открыла ее. На кремовой бархатной подушечке покоилась ее роза, шедевр работы Тиффани, который кто-то перехватил у нее на аукционе.
— Не может быть! — ахнула Лена. — Неужели это вы были моим конкурентом?
На глазах у нее выступили слезы, она принялась тихонько гладить вновь обретенный талисман кончиками задрожавших пальцев.
— Я получил недвусмысленные указания. Мне было поручено выкупить эту брошь за любую цену и передать вам, — объяснил Кортезини.
— То есть вы хотите сказать, что кто-то потратил все эти миллионы, чтобы вернуть мне мою розу? — Она была поражена и растерянна.
— Именно так, синьора, — подтвердил ювелир.
— А к подарку не прилагалось письма или записки? — взволнованно спросила она.
— Командор [20]Антонио Мизерокки ничего такого мне не передавал, — ответил Кортезини, открывая имя дарителя.
— Тоньино! — воскликнула старая дама, продолжая поглаживать драгоценность, и по ее щекам тихо заструились слезы. — Ну, конечно, только он один мог проявить такую щедрость и деликатность. Милый, добрый старый дурак, — прошептала она. — В который раз он сумел застать меня врасплох.
— Командор Мизерокки позвонил мне и сказал, что это украшение очень вам дорого. Он поручил мне приобрести его для вас.
— Решил еще разок побаловать меня на старости лет, — растроганно вздохнула Маддалена. — Как он поживает, мой дорогой Тоньино?
— Иногда прогуливается по улице Монтенаполеоне в сопровождении слуги, потому что ноги отказываются ему служить. Но спина у него все еще прямая и голова по-прежнему ясная.
— Я хочу немедленно его поблагодарить, — решила старая дама.
Ювелир улыбнулся, поднялся и молча вышел из комнаты, пока Лена набирала номер.
Глава 2
Семья собралась в гостиной, на втором этаже виллы в Котиньоле. Лица у всех были напряженные, а взгляды растерянные. Здесь была и Миранда, старшая дочь, вдова Джулиано Серандреи, сын Джованни с женой Бьянкой и младшая дочь Маргерита с мужем Бруно Гуаральди. Был, наконец, и внук Лены Спартак, листавший журнал со скучающим видом. Сама Лена уютно устроилась в своем любимом кресле, укрыв ноги пледом. Кошка, как всегда, лежала, свернувшись калачиком, у нее на коленях.
20
Обращение к человеку, имеющему большие заслуги перед государством и высокие правительственные награды.