Белая Борода с улыбкой слушал слова негритянки. То, что она ему говорила, было для него не новостью. Уже несколько недель тому назад один из значительных людей среди балубов высказал ему приблизительно то же и убеждал его свергнуть одного из вождей и занять его место. Но Белой Бороде слышалось в его словах желание извлечь для самого себя выгоду из этого предложения, и вся история представлялась ему ловко задуманной интригой. Понятно поэтому, что он отклонил тогда предложение этого балуба. Но теперь это было совсем другое дело. В словах Тумбы звучала искренняя убежденность и вера всех балубов в переселение душ после смерти. Она и ее товарищи последовали за ним, потому что приняли его за своего бывшего вождя, воскресшего из моря духов, и доверчиво шли за ним, как дети, которые знают, что их ведет твердая и любящая рука.
Негритянка замолчала; Белая Борода не дал ей никакого ответа.
Он узнал много важного. Итак, у него появилась новая родина — море духов! Индейцы считали испанцев, открывших Америку, за детей солнца, ему же суждено было играть в глазах чернокожих уроженцев Африки роль сына моря, духа, принявшего образ человеческий в волнах океана. Разве у него действительно такой необыкновенный, такой одухотворенный вид?
На него нахлынули воспоминания из прошлых лет. Прежде ему случалось целыми годами жить среди негров и видеть кругом только черные лица. Бывало, он долго-долго совсем не видел европейцев. И до сих пор первая встреча после долгого промежутка с белыми сохранилась в его памяти неизгладимым воспоминанием.
Да, когда он взглянул в белое лицо европейца, им овладел легкий трепет: белый цвет кожи показался ему чем-то неземным. И так он на самом себе испытал действие чар, которое производит на непривычного или отвыкшего человека вид белой расы, и поэтому не мог теперь удивляться, что ему приписывали божественное происхождение в этой стране, где еще никогда не видели белых.
Но чего добиваются Тумба и ее товарищи? Он нанял балубов, бывших теперь при нем, только в качестве носильщиков и проводников до определенного пункта, именно до реки Моари. Но цель его путешествия была еще далеко не достигнута. Он не мог поддержать легковерных балубов в их наивной вере в него, потому что отправлялся в страны, где белые не считались за существа сверхъестественные, где их скорее ненавидели и старались нанести им возможный вред и где каравану Белой Бороды предстояло много нелегкой борьбы, о которой балубы и не подозревали. Белый охотник предвидел впереди немало тяжелых столкновений с местным населением и считал своим долгом предупредить об этом балубов.
— Тумба, — сказал он негритянке, — ты заблуждаешься: я вовсе не ваш Кассонго. Там, далеко за морем, все мои братья выглядят точно так же, как и я, и имеют такую же белую кожу; и их больше, чем вы можете себе представить. Страны там многолюднее, чем самые богатые из ваших деревень. Если бы я был Кассонго, я бы остался среди вас. Но, уверяю тебя, я не ваш бывший вождь и не могу вам помочь, не могу взять вас с собой и доставить вам более спокойное и счастливое существование. Ты думаешь, Тумба, что я всегда буду так мирно кочевать с одного места на другое; но ты опять ошибаешься. Скоро придется мне столкнуться с народами, с которыми не избежать войны, а ведь вы жаждете мира. Очень, очень далеко отсюда, дальше чем живут эти враждебные племена, протекает большая река, берега которой заселены более мирными народами; там я и хочу поселиться.
На такие опасности вы не рассчитывали, и было бы поэтому лучше, если бы вы вернулись к себе на родину. Я уверен, что меня ждет долгая и тяжелая борьба, и кто знает, останусь ли я в ней победителем?
Негритянка отрицательно покачала головой и вскричала:
— Нет, нет! Я лучше тебя знаю. В тебе живет дух Кассонго, и куда бы ты ни пошел, тебя везде ждет победа!
— Мы поверили тебе и пойдем за тобой всюду. Ведь мы можем пригодиться тебе, зачем тебе нанимать новых носильщиков, которым ты не можешь доверять, потому что не знаешь их? Оставь нас при себе, и ты в этом не раскаешься. Моя дочь, Галула, будет готовить тебе прекрасное кушанье, а мой сын Дилобо — храбрый человек, я могу отвечать за него.
Что касается остальных, то и они тоже не обратятся в бегство перед лицом врагов и сумеют постоять за себя. Ведь нас только двенадцать — мы все тебе пригодимся!
Белая Борода с чувством посмотрел на старую негритянку.
— А что думают твои товарищи? — спросил он.
— Я говорила за всех нас! — ответила Тумба с сияющим лицом, так как была уверена, что Белая Борода начинает сдаваться.
Действительно, в нем происходила внутренняя борьба. Его караван состоял из негров с западного берега; это были люди, на которых нельзя было положиться и которые оставляли желать лучшего. Племя балубов было гораздо дельнее и могло бы образовать лучшее ядро его приближенных.
Счастье, таким образом, само шло ему в руки. Неужели он оттолкнет его?
И как раз теперь, когда он был совсем в чужой для него стране и каждую минуту мог ожидать неприятных столкновений со стороны местного населения, не отличавшегося миролюбивым характером! Было бы безумием оттолкнуть от себя истинных друзей как раз тогда, когда ему предстояло встретиться с врагами. Притом ведь они сами попросили у него, как особой милости, чтобы он оставил их и позволил им служить ему.
— Тумба, — проговорил он спустя некоторое время, — вы можете идти со мной дальше, но можете и вернуться назад, как только увидите, что были обмануты!
Негритянка радостно вскочила и бросилась навстречу каравану, который показался в это время у подножия холма: она хотела скорее сообщить своим сородичам радостную весть.
Скоро чернокожие густым кольцом окружили старую негритянку; раздались громкие крики радости, а затем один молодой негр отделился от толпы и побежал к Белой Бороде.
— Господин, — вскричал он с глазами, сияющими радостью, — правда ли, что балубы идут с вами?
— Да, Том, — ответил Белая Борода, — они сами этого хотели, и я позволил им.
— Это хорошо, господин, очень хорошо! — вскричал Том и убежал, чтобы присоединиться к балубам, которые все еще не могли успокоиться и оживленно беседовали друг с другом.
Белая Борода посмотрел вслед убежавшему негру, улыбнулся и покачал головой.
— Моего Тома точно подменили, — пробормотал он. — Сначала он ходил такой печальный и все стремился из этой глуши назад, в Занзибар, а теперь… Да, да, — продолжал он улыбаясь, — с тех пор, как с нами идет Галула, настроение юноши совсем изменилось. И то сказать, ему уже двадцать четыре года, а ей семнадцать: парочка как раз подходящая даже для Европы.