Хуана же, вначале упоенная победой, одержанной ею почти без усилий над всем семейством и над всей, так сказать, родиной своего возлюбленного, скоро заметила, что выгод от этой победы не было, однако же, никаких. Что может быть, в самом деле, проще? Положение ее ничуть не изменилось от того, что теперь Тома жил на улице Пляшущего Кота, вместо того, чтобы приходить туда в гости, как он это делал раньше. Правда, она могла теперь свободно выходить из дому. Но мало удовольствия гулять по улицам, когда встречные выражают вам одно презрение и никогда не уступают вам дороги, не говоря уже о вещах похуже этого. Благодаря многочисленным неприятным приключениям, Хуане быстро опротивели ее одинокие прогулки. Два раза, между прочим, она столкнулась неудачно, носом к носу, с Гильеметой. И Гильемета, как никогда терзаемая ревностью, не упустила удобного случая изругать на чем свет стоит свою ненавистную соперницу, - при общей поддержке всех находившихся рядом зевак. Еще бы немного, и обе эти ссоры перешли в потасовку. Хуана, не склонная к терпению и, пожалуй, более воинственная, чем Гильемета, наверное даже бросилась бы на нее первая, если бы не эти зрители, обступившие их обеих, зрители сплошь враждебные по отношению к иностранке, которые не потерпели бы, чтобы кто-нибудь задирал их землячку. Хуана вполне отдавала себе в этом отчет, - шансы ее на победу будут невелики, если наступит когда-нибудь день настоящей стычки. А рано или поздно стычка эта должна была произойти; действительно, сестра Тома ненавидела теперь своего брата со всей силой былой любви и поклялась дать ему самые яростные и самые вероломные доказательства этой ненависти.
Так что Тома, хорошо и надлежаще осведомленный об этом, предпочитал не спускать глаз со своей милой и по возможности сопровождать ее на прогулках. Это обеспечивало Хуане защиту от возможных оскорблений; кроме того она была неравнодушна к почету, окружавшему такого спутника - бесспорно храбрейшего во всем городе. Несмотря на это, стоило влюбленным появиться вместе даже в самом многолюдном квартале, как перед ними таинственно пустели улицы. Конечно, ни один малуанец не решался выказать непочтительность к корсару, однако, ни один малуанец не хотел также кланяться беспутной девке...
Так что Хуана вела жизнь как бы зачумленной, и притом в стране, климат которой и небо ничуть не могли ее очаровать, ничем не напоминали ей, хотя бы отдаленно, ослепительное солнце Севильи, а тем паче солнце ее Сиудад-Реаля, полного света и тепла.
Поэтому Хуана, вспоминая в мечтах своих оба эти ослепительных города, вспоминая вместе с ними юность свою и детство, не менее ослепительные и особенно казавшиеся таковыми в силу своей отдаленности, сравнивая теперешнее свое положение с прежним, несравненно лучшим, начала впадать в дурное расположение духа...
Увлеклась она корсаром среди первобытного величия приступа и победы, в захваченном редуте. Там явился ей Тома адмиралом и главнокомандующим, окруженный столь великой славой, что даже коронованные государи ей бы позавидовали. Столь же прельщенная, как и устрашенная, Хуана послушалась тогда, скорее, голоса честолюбия, чем любви, последовав за грозным человеком, только что убившим всех ее родных и готовым заменить единолично всех их в ее сердце. В первую минуту она подумала, что, сделавшись подругой такого короля, короля в силу храбрости и могущества, она всюду будет королевой. И вдруг она не только не достигла трона, но была низведена здесь в такие условия, что их бы отвергла самая захудалая мещанка! Тома, правда, внушал ей надежду на счастливую перемену, но она что-то не видела наступления этой перемены... и. во всяком случае, долго еще нельзя было ни на что надеяться... Долго... а терпение не относилось к числу добродетелей Хуаны!..
Итак, расположение духа ее быстро переменилось, и не без причины. И Тома, который вначале страдал, видя свою милую недовольной и несчастной, вскоре стал страдать из-за того, что она делала его несчастным. Обычное полное согласие, которое создавала между ними любовь, сменила с этого времени привычка к ссорам и раздорам. Они снова стали говорить друг другу ты, - и не из-за более пламенной любви... Не то, чтобы они перестали любить друг друга! По-прежнему деспотическая страсть, более сильная, чем все их раздражения, бросала их друг другу в объятия, и они дошли до того, что стали предаваться страстным ласкам во время самых яростных своих раздоров. Но любовь эта, яростная и сварливая, судорожная и порывистая, - если и оставалась все еще страстью и даже пламенной страстью, - конечно, давно перестала сопровождаться нежностью.
Х
Прошел апрель, потом май и июнь, блистательные и сияющие, потом и август, нестерпимая жара которых измучила весь город с его жителями мужчинами, детьми, женщинами, вплоть до сторожевых псов у ворот и пристаней. Одна лишь Хуана не испытывала этой тягости в силу своего почти тропического происхождения. И даже в то время, когда все бретонские спины обливались потом и поджаривались на солнце, как индюшки на вертеле, подруга Тома, ставшая на время сговорчивей и миролюбиво настроенной, находила самое большое удовольствие в том, чтобы жить полураздетой, ненасытно отдаваясь, в сладострастной праздности, "жгучим ласкам полуденной луны", как у нас говорится.
Но затем явилась осень с обычною свитой дождей, туманов и холодов. При первом же граде, забарабанившем по стеклам их дома, Хуана снова насупилась вместе с небом, из голубого сделавшимся темно-серым. Тома же, во избежание слишком участившихся с ее стороны злобных выходок, стал нередко удирать из дому и гулять в одиночестве вдоль городских стен, как он это и раньше делал, - в те времена, когда Сен-Мало еще и не подозревал о существовании этой столь раздражительной Хуаны... Увы! Времена эти безвозвратно миновали...
И вот, как-то вечером, во второй половине октября, Тома, гуляя таким образом, встретил Луи Геноле, который точно так же прогуливался. Это было недалеко от башни Богоматери, на Низких Стенах, тянущихся вдоль куртины над побережьем Скорой Помощи; на этом побережье в песок зарыты разбойники, убийцы и иные тяжкие преступники, павшие от руки палача. Тома, рассеянно смотревший на это печальное и сыпучее кладбище, не заметил Луи, который, подойдя неожиданно, обхватил руками своего старого капитана и нежно обнял его; так как Луи, невзирая на все, что произошло и могло еще произойти, хоть и не одобрял Тома, все же продолжал горячо его любить.