— Нет, — отрицательно машет головой и заправляет волосы цвета закатного солнца за ухо.
Интересно, кто даёт юным девам наш адрес и даже не предупреждает, что здесь могут найтись охотники до таких прелестных крошек? Тут же на каждом шагу утырок на утырке. Холодный пот прошибает, когда понимаю, в какую неприятность Ева могла вляпаться, не встреть она Брэйна. Надо потом ему бутылку коньяка, что ли, презентовать, раз ангелом-хранителем поработал.
— И как ты сюда добралась? — Присаживаюсь на край стола, выбрасываю в мусорное ведро мятый листок и складываю руки на груди. — Мы же у чёрта на рогах находимся.
И это правда, нас не так-то просто найти. Обычно, на картах такие адреса кружочком не отмечают.
— На такси, — вздыхает, и я понимаю, что, наверное, все деньги за проезд отдала. Не думаю, что она на своих многочисленных работает заколачивает миллионы.
Мать их, это же надо…
Сжимаю и разжимаю кулак, чтобы стену не ударить, потому что нахожусь почти на грани.
— Кто твой брат? Не переживай, сейчас найдём.
— Артём Романов. — Вот же пропасть! Так и знал, что это он, прямо чувствовал, что с ним не всё так просто. — Родион, вы его знаете?
Морщусь от этого отвратительного официоза, потирая лицо ладонями. Почему-то именно из её уст слышать своё полное имя особенно отвратительно. Ещё бы Викторовичем для полной картины обозвала. Понимаю, что в её глазах выгляжу, наверное, чёрт пойми кем, но хочется всё-таки немного другого.
— Слушай, у меня есть одна маленькая просьба в обмен на информацию.
Ева открывает рот, потом закрывает, несколько раз испуганно моргает, а я улыбаюсь.
— Какая? — На веснушчатом лице почти ужас, а в глубине моей души волна досады поднимается. Понимаю, о чём она подумала: что приставать сейчас начну, брюки зубами рвать, причиндалами перед лицом трясти. Чёрт, какого хрена она так трясётся?
— Не бойся, насиловать не стану.
— Я не… Родион… я не об этом…
— Помолчи, а то просьбу прослушаешь, — жестом останавливаю поток бессвязных бормотаний, и Ева затихает. — И вообще, старших нужно уважать и не перебивать, когда говорят. Так вот, прекращай, во-первых, мне выкать, а, во-вторых, никакой я тебе не Родион. Тоже мне, удумала.
Выдаю на одном дыхании и улыбаюсь. Первый ход сделан. Посмотрим, куда дальше кривая выведет.
— А кто? — округляет глаза и сглатывает.
— Дед в кожаном манто.
Она секунду смотрит на меня, а потом смеётся. Закрывает лицо руками, пополам сгибается и хохочет. Святая колодка, за что мне это? Господи, искушаешь зачем? Зажмуриваюсь и делаю три глубоких вдоха. Надо умыться, что ли, холодной водой или вообще, часа три поплавать, чтобы дурь из башки выветрилась.
— Так и называть?
— Можешь и так, но лучше Роджером.
Она прекращает смеяться и кивает.
— Хорошо, Род… Роджер. Договорились.
— Так и думал, что у нас это получится с первого раза. Договориться, в смысле, — улыбаюсь, потому что ничего не могу с собой поделать. Старый дурак, извращенец мерзкий. Но пусть, всё равно никакая разница в возрасте и мои тараканы не помешают любоваться ею. — Так вот, твой брат пришёл ко мне сегодня, просился в участники.
— Слушайт… слушай, — поправляет себя, виновато улыбнувшись, — я всё-таки не понимаю, в чём они участвуют? Это что-то опасное, да?
Эх, золотая девочка. Вот как тебе сейчас объяснить, чтобы ты в обморок не рухнула? Но, делать нечего, придётся как-то рассказать. Главное, не напугать ещё больше, а то и так бледная, как полотно, хоть и храбрится изо всех сил, умница такая.
— Будет аккуратным, ничего с ним не случится. Впрочем, пойдём, покажу. Рассказывать я не мастак.
Ева кивает, поднимается на ноги и протягивает мне руку. Несколько секунд смотрю на изящную бледную кисть, красивые пальцы, как и у брата созданные для игры на скрипке, и не знаю, как лучше поступить. Самый важный момент: смогу ли потом отпустить?
А, и чёрт с ним. Будь, что будет.
— Замёрзла? — Сжимаю ладонь в своей, а Ева отрицательно машет головой. Отчаянно хочется поцеловать хрупкую кисть, но понимаю, что с Евой лучше не торопиться. — Вернёмся с экскурсии, кофе будем пить, чтобы дрожать перестала.
Она улыбается, но молчит, а у меня ступор, потому что внутри всё переворачивается, скрежещет и ломается. Все бастионы, выстроенные однажды, разом опасно накренились. Я так отвык столь сильные эмоции испытывать, от которых на части разорваться могу, что теряюсь. В голове полная неразбериха, почти белый шум, мешающий здраво рассуждать.