В движении жизнь, правильно? Иду к двери, но когда распахиваю, натыкаюсь на Аню. Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на Еву, сглатывает и улыбается. Вот за что ещё её уважаю: она всегда делает вид, что всё в порядке вещей. Сколько разного видела за прошедшие годы, а всегда сохраняет невозмутимость.
— Родион Викторович? Всё готово, можно начинать.
— Замечательно, — говорю и прохожу мимо. — Я прогуляюсь по территории, меня не ищите, хорошо?
Аня кивает, прижимает к боку толстую папку и убегает, а я веду Еву к стоянке мотоциклов. У нас не обязательно иметь свой, вполне допускается взять в аренду на время. Почти как каток в Торговом центре. Окидываю взглядом собравшихся участников, но Артёма среди них не вижу. Где же он?
— Расскажи, что случилось? Почему ищешь его так настойчиво?
Надо о чём-то поговорить, потому что у меня стойкое чувство, что легко могу наступить на горло своим принципам и затащить Еву в особенно тёмный угол. А уж там держите меня кто-нибудь, да покрепче, потому что контроль потеряю мгновенно. А этого допустить никак нельзя, я же не животное.
— Мне нужно с ним очень серьёзно поговорить. Это очень важно, — тихо произносит, напряжённо глядя вперёд.
В глазах решимость и злость — эмоции, которых раньше не замечал. Что сделал этот Артём, что Ева согласилась поехать поздним вечером в совершенно незнакомое место? А ещё меня волнует один вопрос, сводящий с ума, навязчивый.
Останавливаюсь, выпускаю руку Евы и беру за плечи. Наверное, слишком крепко, потому что морщится, но упорно молчит, лишь обжигает изумрудной зеленью. Но мне нужно узнать ответ, и для этого на многое готов.
— Ева, скажи мне, — начинаю тихо, чтобы не спугнуть, — какого чёрта твой брат позволяет тебе пахать на трёх работах?
Замирает испуганной птицей, но вырваться не пытается, уже хорошо. Вглядываюсь в лицо, выражение глаз прочесть пытаюсь, но ничего не получается. Ева закрылась от меня, словно одно случайно сказанное слово прорвёт плотину.
— Не скажешь?
— Нет. Он не виноват ни в чём, просто немножко непутёвый, но старается.
Ничерта он не старается! Прийти на ночные гонки — это хрень моржовая, здесь не так просто заработать, как кажется, особенно новичку. Я пытался объяснить это Артёму, но он и слушать не хотел, а сейчас у меня одно желание: схватить гадёныша за шкирку и заставить одуматься. Вспоминаю, что говорила Аня: о непогашенных кредитах, а внутри гнев кипит, что и эти долги тоже, наверняка, помогает выплачивать Ева.
Мать их, она должна в свои девятнадцать ходить в клубы, встречаться с подружками, с парнями — хорошими, юными — на велосипедах кататься, а не мыть подъезды кверху задом. Труд — вещь хорошая и почётная, если только не вместо оболтуса брата.
— Ладно, пошли в центр.
Мы направляемся к центральной площадке, куда стекаются все любители острых ощущений и желающие сделать ставки.
— Сейчас наш новенький стартанёт, — улыбается Аня, завидев меня. На Еву она старается не смотреть, чтобы не смущать лишний раз.
— Мать твою, тормози заезд! — ору, а на меня озираются все, кто рядом находятся.
Понимаю, что этот придурок — Артём — в любой момент может пропахать пузом всю трассу, разбить себе голову или вообще сдохнуть. Не хочу, чтобы Ева видела это.
— Но уже поздно… — растерянно говорит Аня, разводя руками. — Ты сам просил его в график поставить, вот и решила первым пустить, чтобы долго не тянуть.
Впервые в жизни готов придушить Аньку за её обязательность и исполнительность.
— Чёрт!
— О, вон он, — говорит Аня, указывая рукой на трассу.
Опираясь двумя руками на заграждение, сжимаю его с такой силой, что почти больно. Никогда так ни за кого не волновался, честное слово, даже за своих друзей. Ева становится рядом и следит за виражами гонщиков широко распахнутыми глазами, в которых плещется страх. Она что-то бормочет себе под нос, будто молится. Не удерживаюсь и обнимаю её за плечи, а она вздрагивает, когда соперник Артёма очень некрасиво подрезает его на повороте. Но здесь не место честности, на этой трассе побеждает сильнейший. И хитрейший. Ева зарывается носом мне в грудь, а мелкая дрожь сотрясает хрупкое тело. Чувствую себя последним козлом, что допустил этот заезд, но ведь никто не знал, что так получится.
Визг шин, тормозов, рёв толпы, грохот музыки — всё сливается воёдино. Крепче прижимаю к себе дрожащую Еву и шепчу, что я здесь, рядом. Пусть не боится, всё будет хорошо. Пусть Артём только попробует разбиться, придушу. Аня то и дело косится в нашу сторону, усмехается. Ловлю на себе периодически и другие заинтересованные взгляды, но наплевать, пусть делают, что хотят и как угодно смотрят.