Никогда ещё заезд не казался мне настолько бесконечным, но, слава всем подряд, раздаётся финальный сигнал и моторы затихают.
— Всё в порядке, — говорю, отпуская Еву. Уже нет повода обнимать, и от этого как-то грустно. — Живой твой братец, вон улыбается даже.
— А парень неплох, — замечает Аня, а в голосе сквозит уважение. — В сопли уделал соперника.
И убегает, а я смотрю на улыбающегося Артёма, на его самодовольное лицо, и злость вспухает уродливым нарывом. Так и подмывает схватить за тонкую шейку и тряхнуть несколько раз хорошенько, чтобы мозги на место стали, но нельзя, потому что дал себе слово не пугать Еву, а избиение брата вряд ли обрадует её. Почему-то мне очень важно её мнение обо мне, как будто что-то изменит. Сцепляю зубы так, что скулы сводит, а в горле дерёт.
Тем временем Артём идёт в нашу сторону и по мере приближения меняется в лице: самодовольная ухмылка сползает с губ, а в глазах недовольство.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает сестру. Он выше примерно на голову, тощий и угловатый, а она кажется сейчас совсем маленькой.
— Это я что здесь делаю? Это ты! Ты обещал, что перестанешь искать неприятности! — С каждым сказанным словом её голос всё выше и выше, и в нём прибавляется щедрая порция злости. Она совсем не замечает взглядов, обращённых в её сторону, обо мне напрочь забыла. Сейчас есть только она и её злость. И да, это выглядит восхитительно.
Артём берёт её за локоть и тащит в сторону, где посторонних глаз и ушей меньше, а я слежу за ними, готовый в любой момент прийти на помощь, если больно сделает. Понимаю, что им нужно поговорить, потому не лезу, но уходить далеко не собираюсь, мало ли.
А толпа, минуту назад приветствующая победителя, уже переключила внимание на новых игроков.
— Тебя опять искали, понимаешь? — шипит Ева, а я стою в темноте, скрытый от их глаз, и ловлю каждое слово. — Окно нам выбили. Это же не шутки!
Однако. Зря я не сломал ему шейку, когда хотелось.
— Систер, прекрати, я же сказал, что разберусь, значит, разберусь.
— Сколько раз я это уже слышала? — выплёвывает Ева, а меня изнутри от гордости распирает, что не плачет и не причитает. — Ты каждый раз говоришь одно и то же, но сейчас это уже перешло всякие границы.
— У меня был тяжёлый период, — бурчит Артём, а Ева хмыкает. Как жаль, что не вижу её лица в этот момент. — Но сегодня я выиграл. Заберу бабки и расплачусь с долгами, и нас в покое оставят.
— Выиграл он… Повезло просто. Сколько ты им должен?
— Тридцать тысяч.
— Рублей? — удивлённо переспрашивает Ева, а я напрягаю слух. Самому интересно стало, сколько этот сосунок назанимал.
— Сумасшедшая? — фыркает Артём, у меня челюсть от его тона сводит. — Зелёных.
Тридцать тысяч? И этот дебил думал, что здесь заработает столько? Да кому он нужен, такие деньги ставить на новичка?
Отхожу в сторону и быстро иду к своему ангару. Всё, что мне было нужно, услышал, об остальном буду думать после. Достаю телефон, набираю Аню и влетаю в помещение, где, слава святым покрышкам, никого нет. Через минуту приходит Аня. Отдаю ей тридцать тысяч, а она при мне исправляет сумму выигрыша на нужную мне, кивает и уходит.
Вот теперь пусть только попробует не решить все проблемы.
8. Роджер. 90-е годы
Много лет назад
— О, Ро-ди-он вернулся, — противным голосом протягивает Урод и достаёт из пачки сигарету. — Имя-то какое мерзкое.
Суёт в рот сигарету, прикуривает, а мне так отчаянно хочется воткнуть ему её в горло, до задницы пропихнуть, чтобы подавился. Урод, настоящий, высокопробный.
— Мать где? — задаю единственный важный для себя вопрос. В этот проклятый дом возвращаюсь только ради матери, каждый раз опасаясь, что могу не успеть.
В своих попытках доказать, бросившему нас, отцу, что она ещё кому-то нужна, мама нашла себе вот это… человека, способного только разрушать.
— В магазин попёрлась, бесполезная клуша, — выплёвывает, точно вонючего жука случайно проглотил, а у меня снова кулаки зудят, так ударить его хочется. — Хоть на что-то сгодится.
“Когда-нибудь я убью тебя, кусок дерьма, вот увидишь”, — проносится в голове, и снова сжимаю кулаки, чтобы успокоиться.
— Чего это тебя перекосило-то так, сынок? — кривляется, попыхивая сигаретой, даже, наверное, не представляя, каким идиотом выглядит со стороны. — Подрастёшь, сам поймёшь, что баб нужно держать в ежовых рукавицах, а на шее — строгач, тогда они на людей похожи становятся.