Андре-Луи простонал что-то невнятное, мол, зря он это вообще спросил, но я поспешил его подбодрить.
— Ничего, грамота это самое лёгкое. Потом ещё астрономия с физикой будут, вот там взвоешь, — я паскудно ухмыльнулся, вспоминая собственные школьные деньки. — Ну или можешь не учиться, и до конца жизни палубу драить. Хочешь палубу драить?
— Не хочу, — буркнул юнга. — Мы же пираты, на кой хрен вообще её драить?
— Так, — я резко остановился, развернулся и ткнул его пальцем в грудь. — Во-первых, мы теперь не пираты, а корсары. Это очень большая разница. Во-вторых, чистая палуба это значит, что ты не поскользнёшься на мокрой грязи и не свернёшь себе шею. В-третьих, и это самое главное, палубу надо драить, потому что я так сказал, понятно?
— Понятно… — протянул он. — Корсары, пираты, какая разница…
— Огромная, — я развернулся и пошёл дальше по лесенке. — Нас не повесят, если мы вдруг попадёмся. Ну, скорее всего. Это не точно. Во всяком случае, французы не повесят.
— А остальные повесят? — спросил он.
— Могут, — ответил я.
— Так себе разница, — фыркнул юнга.
Я только пожал плечами. Лучше хотя бы так прикрыть себе задницу, чем пиратствовать вовсе без патента.
Следующие пару часов мы только и делали, что меняли повязки да смотрели, как заживают раны. Работа для санитара, не для врача, хоть я и не был врачом в полном смысле слова. Так что перевязывал, в основном, Андре-Луи, а я только командовал, да пару раз вычистил гной из ран у некоторых парней. Местный климат вообще не способствовал хорошему заживлению, да и здоровью в целом, и неудивительно, что в Европе многие полагали, что отправка в дальние колонии почти равнозначна самоубийству. Вплоть до двадцатого века.
Ну а когда мы покончили с обходом раненых, то оба отправились в капитанскую каюту, где я вручил парнишке Библию и принялся на знакомом ему примере показывать буквы и слова. Педагогическим талантом я явно не обладал, но Андре-Луи делал успехи скорее даже вопреки моим попыткам его научить, просто чтобы доказать и мне, и самому себе, что он на это способен. И у него это получалось.
Парнишка вообще был довольно смышлёным малым, и, когда сам того хотел, то упрямо пёр к своей цели. Мне это нравилось, чем-то он мне напоминал самого себя много лет назад. С тем отличием, что мне не приходилось беспризорничать и проникать тайком на пиратский корабль, отчаявшись попасть туда легально.
— Достаточно на сегодня, молодец. — сказал я, когда юнга сумел прочитать, как Авраам родил Исаака.
Малец аж вспотел от натуги, да и в целом за сегодня он поработал неплохо, так что я решил немного его вознаградить. Я достал из шкафа бутылку сангрии, разбавил водой, налил ему стакан, положил на стол несколько свежих фруктов, купленных в Бастере. Долго упрашивать не пришлось, юнга, нисколько не стесняясь, принялся есть.
— А ты ведь мне так и не рассказал, откуда ты такой взялся, — хмыкнул я, усаживаясь напротив.
Андре-Луи настороженно глянул исподлобья, не прекращая жевать.
— А вам оно надо? — буркнул он.
— Должен же капитан знать, с кем на одном корабле ходит, — пожал плечами я.
— Сирота я, не знаю ни мамки, ни папки, — хмуро произнёс он. — Вором был, теперь пират, по мне виселица плачет.
Было заметно, что этот разговор даётся ему даже труднее, чем строчки из Библии. Он шумно отхлебнул разбавленного вина, пряча лицо в стакане, поморщился. Я понял, что выпытывать что-либо у него бессмысленно. Всё равно не скажет, наоборот, запрётся, как партизан.
— По нам по всем виселица плачет, — хмыкнул я. — Ну, ступай. Завтра снова на учёбу придёшь.
Глава 20
Пти-Гоав, к которому мы подошли уже вечером, обогнув с юга островок Гонаив в одноимённом заливе, оказался довольно крупным и обжитым поселением с удобной гаванью. Чуть дальше в глубине острова виднелся Гран-Гоав, своего рода город-спутник более известного собрата.
На подходе к Испаньоле мне вдруг вспомнились все мои злоключения на этом острове, месяцы рабства и скитаний по местным джунглям, и настроение резко упало. Задерживаться в Пти-Гоаве дольше необходимого я не хотел, поэтому на берег отправились только боцман и несколько матросов. Завербовать хотя бы несколько новых людей, да и делу край, отправимся дальше, до Мартиники путь не близкий.
«Дофин» подошёл борт к борту, так, что можно было бы легко перескочить с одной палубы на другую. Или взять его на абордаж, пока этот лопух-капитан щёлкает клювом. Флибустьеры неприязненно поглядывали на возвышающийся над нашей палубой борт «Дофина». Мне и самому было неприятно, ощущение было похоже на то, будто в переполненном лифте к вам прижался потный пузатый алкаш, воняющий табаком и перегаром. Но и отойти нельзя, мы уже бросили якорь.