Встретившись взглядами, давние враги непроизвольно и почти одновременно вскричали:
— Нероне?..
— Донато!..
От удивления генуэзец ослабил хватку, и Зоя, тотчас вырвавшись из его рук, кинулась наутек.
Противники несколько мгновений молча стояли друг против друга, словно мысленно мерялись силами, потом Нероне выхватил из-за пояса стилет, но и Донато, редко ходивший в вечернюю пору без оружия, сделал то же самое.
— Тебя уже выпустили из тюрьмы или ты сбежал? — презрительно спросил римлянин. — В Кафу ты приехал, конечно, мстить за своих преступных родичей?
— Конечно, — сквозь зубы процедил Нероне и вдруг рассмеялся. — Но, кажется, я уже отомстил!
— Ты о чем? — невольно насторожился Донато.
— Я, наверное, мог бы прирезать тебя и твою женушку из- за угла, но, как видишь, не стал этого делать. Ты теперь слишком богат, чтобы мне убивать тебя просто так, не получив вознаграждения.
— Надеешься меня ограбить? — усмехнулся Донато. — Руки у тебя коротки, висельник. И, как видишь, сама судьба мне помогла вовремя обнаружить, что ты в Кафе.
— Нет, ограбить тебя я не рассчитывал, ты стал слишком важным человеком в Кафе. К тому же мне известен твой злой нрав. А вот твоя женушка не очень строга и прониклась ко мне такой симпатией, что готова вознаградить меня за мои страдания...
— Что?! Что ты сделал с Мариной?.. — вскричал Донато и одной рукой вывернул запястье Нероне, заставив его выронить стилет, а другой схватил противника за горло.
— Да ничего я с ней не сделал! — Нероне ловким движением высвободился из рук Донато. — Все между нами было добровольно! Ты слишком часто уезжаешь из поместья, бросаешь свою женушку одну, она скучает, а я мужчина сильный и бывалый, вот и сумел доставить ей удовольствие!
— Что ты врешь, скотина?! — Донато схватился за кинжал. — Еще одно плохое слово о Марине — и я тебя прирежу!
— Ага, я вижу, что попал в самое больное место! — злорадно рассмеялся Нероне и вытащил из-за пазухи цепочку с жемчужиной. — Узнаешь? Это она мне подарила в ночь любви! И обещала еще подарки!
— Ты украл это украшение и теперь похваляешься?
— Как бы я мог украсть то, что она всегда носила на своем теле?
— Кто-то из слуг предал Марину!
— Вовсе нет! Клянусь, я получил это из ее собственных ручек!
— Все ложь от начала до конца! Думаешь, я забыл, что ты содомит, любишь распутных юнцов, а не женщин?
— О, время порой сильно меняет людей. Когда я был узником, меня полюбила дочь начальника тюрьмы и так нежно обо мне заботилась, что я тоже проникся к ней чувствами. С тех пор меня интересуют не только красивые юноши, но и красивые женщины. Такие, как твоя Марина. — Нероне отступил на шаг и, глядя прищуренными глазами в искаженное гневом лицо Донато, быстро проговорил: — У нее прекрасное тело, нежная белая кожа, а особенно мне запомнились родинки под левой грудью и возле пупка. И даже шрам, который остался у нее на плече после удара Чечилии, меня возбуждает...
В следующую секунду Донато, зарычав от ярости, бросился на генуэзца и, вцепившись ему в горло, повалил на землю.
— Хороша моя месть?.. — прохрипел Нероне, пытаясь ослабить хватку противника.
Донато не заметил, что генуэзец, выворачиваясь, успел подтянуться к своему стилету. Но в ту секунду, когда рука Нероне уже почти коснулась оружия, сверху на нее наступила нога Бандекки, обутая в деревянный башмак. Генуэзец взвыл от боли, потом захрипел от удушья и, дернувшись, замер.
— Донато, оставь, ты его задушишь! — крикнула Бандекка, оттаскивая римлянина от поверженного противника. — Что между вами произошло? Что тебе сделал этот монах?
— Он не монах. — Донато поднялся с пола, тяжело переводя дыхание. — Этот разбойник и головорез — мой давний враг. Он приехал в Кафу, чтобы меня убить.
— Я так и думала, что он притворяется монахом. Гляди, какой ловкий, дьявол: еще б немного — и дотянулся бы до своего стилета, а ты бы и не заметил. Я вовремя придавила его ручищу. Хорошо, что на мне сейчас твердые башмаки.
Она повертела ногой в деревянном сабо, какие горожане носили поверх кожаной обуви, чтобы защитить ее от уличной грязи.
— Ты молодец, Бандекка. Получается, что ты спасла мне жизнь...
— Конечно. — Она улыбнулась и погладила его по щеке. — Ты же знаешь, я на все ради тебя готова. Однако же, — тут она озабоченно глянула в сторону распростертого тела, — боюсь, как бы ты его не убил. Что-то он совсем не шевелится.