Город полнился слухами, приставы осматривали местность вокруг таверны, проверяли приезжих, опрашивали рыночных торговцев. Но никто из горожан не верил, что преступники будут найдены, — уж слишком отчаянными и ловкими они были, если решились напасть на такое известное заведение, как «Золотое колесо», издавна находившееся под негласным покровительством местных корсаров.
И лишь один человек в Кафе догадывался, кто мог стоять за дерзким преступлением...
Зоя вернулась из Сурожа в Кафу и поселилась у родных, которые приняли ее весьма приветливо, — ведь теперь она была не заблудшей овцой, а пристойной и даже довольно состоятельной вдовой. Едва оправившись от всех своих несчастий и потрясений, Зоя уже начала подумывать о том, что может начать новую жизнь и, когда истечет срок траура, благополучно выйти замуж.
Но преступление, вдруг прогремевшее в Кафе, заставило молодую женщину внутренне содрогнуться и вновь ощутить угрозу дамоклова меча, нависшего над ее судьбой. Она еще раз убедилась, что Нероне не шутит ни в чем: он отомстил Бандекке и точно так же не пощадит ее, Зою, если она пойдет ему наперекор. Он каждую минуту мог появиться в ее жизни и потребовать исполнения того рокового договора, который она невольно с ним заключила. Мысль об этом темным пятном омрачала ее надежды и виды на будущее.
Впрочем, преступления, подобные разгрому в «Золотом колесе», были не столь уж редки в шумном приморском городе, а потому слухи мало-помалу стали утихать и к концу октября сошли на нет.
Именно в это время близ кафинской пристани появился мужчина лет тридцати пяти в длинном темном плаще и круглой шляпе, низко надвинутой на лоб. В нем не было ничего примечательного, кроме разве что густой бороды, закрывавшей пол-лица. Этим он отличался от большинства латинян, обычно бривших бороды, но зато такой заросший вид делал Нероне Одерико почти неузнаваемым.
Прохаживаясь вдоль берега и вроде бы рассеянно оглядывая стоявшие в гавани суда, генуэзец был незаметен среди снующих по пристани грузчиков, моряков, торговцев, любопытных зевак и жуликоватых бродяг. Но сам Нероне замечал каждую мелочь и с особым вниманием скользил по лицам корабельщиков, недавно прибывших в порт или, наоборот, готовившихся к отплытию.
Впрочем, сейчас, в разгаре осени, когда уже дули холодные ветра, а море часто штормило, в кафинском порту было не так оживленно и многолюдно, как летом. Далеко не все судовладельцы решались отправить в плавание свои корабли, зная, как переменчив и опасен бывает в это время года Понт Эвксинский. Хотя все же находились смельчаки, готовые презреть опасность ради тех выгод, которые сулил морской торговый путь, соединявший порты Запада и Востока. Кафа находилась в центре этого пути, и какие только товары не переправлялись через нее во все концы Европы и Азии! Это были не только жизненно необходимые зерно и соль, но также предметы роскоши и драгоценные камни, шелка и бархат, стеклянная и фарфоровая посуда, пряности и благовония, металл и оружие.
Но одним из самых доходных промыслов была работорговля, и в ней кафинские купцы весьма поднаторели. Живой товар с Кавказа и славянских земель им поставляли татары, а уж дальше морем генуэзцы развозили пленников по всей Европе. И даже сейчас, на пороге зимы, в припортовом квартале не утихал невольничий рынок, где отчаянные генуэзские мореходы могли купить по дешевке рабов, чтобы везти их по бурному морю в Константинополь и Италию.
Но не торговые и транспортные корабли интересовали Нероне; его наметанный глаз искал среди моряков и судовладельцев тех, кто был связан не столько с купеческими делами, сколько с корсарским промыслом. Впрочем, такой источник доходов, как пиратство, признавался в Кафе почти официально, — только захваченной добычей надо было, согласно Уставу, делиться с общиной. Консул мог даже оказывать покровительство тем корсарам, которые приумножали доходы кафинской казны «честным образом» — то есть отдавая половину своих трофеев.
Скоро опытному генуэзцу повезло: он увидел человека не просто подходящего, но еще и знакомого. С первого взгляда Нероне узнал своего случайного товарища по несчастью, с которым год назад бежал из пизанской тюрьмы. Генуэзец помнил его имя — Яунисио Тетро — и род занятий, коим было пиратство, едва прикрытое сверху вывеской честного торговца. Нероне подошел поближе. Яунисио его не заметил, потому что в это время на пирсе отдавал распоряжения каким-то оборванцам, загружавшим тюками вместительную лодку.