- А, этот... - Пашетта вяло махнула рукой, словно отгоняя комара. - Ну, ты и сравнила, душа моя! Да как их вообще можно ставить на одну доску? Грандисон - он такой... такой... В общем, прямо как в тех книжках, о которых ты мне говорила! А Ларин - ну что в нем интересного, скажи на милость? Одевается хоть и по моде, но все на нем сидит как-то нелепо. Танцует как медведь - в мазурке мне все ноги оттоптал. Да что там, он мне даже ни разу комплимента не сделал! Молчит как рыба... А вот Грандисон говорит так красиво, что хоть записывай!
- Зато Ларин серьезный, - гнула свое княжна. - Имение у него есть, доход приносит - и весьма неплохой, как говорят. А если тебе непременно чин нужен, так Ларин, между прочим, тоже с рождения в полк записан, пусть и не гвардейский. Служить он, конечно, не будет, как и Грандисон, но к старости, лет к сорока пяти, по крайности хотя бы бригадира получит... Хочешь стать бригадиршей?
- Хочу! - выпалила Пашетта. - Но только если бригадиром будет Грандисон!
Алина тяжело вздохнула. Кузину Пашетту, когда ею овладевала какая-то мысль, бывало тяжело, да что там - почти невозможно переубедить. И княжна решилась на отчаянный шаг. Не очень-то красивый, потому что для этого ей пришлось покривить душой.
- Не хочу тебя огорчать, но нашему Грандисону нравятся исключительно стройные барышни...
- Кто это сказал? - Пашетта развернулась к кузине всем корпусом. Рекамье издало отчаянный скрип.
- Да так, слыхала краем уха на балу у Ростопчиных... - неуверенно произнесла княжна.
- Вранье! Он танцевал со мной, значит, я ему нравлюсь!
- Он и со мной танцевал... - начала было княжна Александра, но осеклась и слегка покраснела.
- Счастливая ты, Алина! - сказала вдруг завистливо Пашетта.
- Оттого, что он со мной танцевал? - спросила княжна, покраснев еще сильнее.
- Нет! - подскочила на кушетке Пашетта. - Оттого, что тебе не нужно пить уксус, чтобы выглядеть бледной и стройной!
Алина перевела дух. И рискнула вытащить из рукава последний козырь.
- Pachette! - сказала она как можно мягче. - А вот представь на миг, что Дмитрий Ларин попросит твоей руки... Неужто откажешь? Да хоть и откажешь, родители твоих слов в расчет не примут. Ведь Ларин, как ни крути - это хорошая партия...
- Вот и бери его себе, если он такая хорошая партия! - рассердилась Пашетта, которая не хуже Алины знала и крутой норов своего батюшки, и его суждения о подходящих женихах для дочери. Слова кузины показались ей злым пророчеством. - Забирай его себе, а мне оставь моего Грандисона!
Она схватила одну из вышитых подушек, раскиданных по кушетке, и замахнулась, чтобы запустить ею в Алину. Но в этот миг запас прочности старенького рекамье подошел к концу - его изогнутые ревматические конечности не выдержали пылких порывов резвой барышни. Раздался сильный треск. Перед Алиной взметнулись кружева нижней рубашки и толстые пятки кузины Пашетты. На пронзительный визг своей госпожи в будуар влетела Акулька-Селина.
Княжна опустила голову, чтобы скрыть беззвучный хохот.
Альбом
Княжна Александра проснулась почти в полдень. Чувствовала она себя не лучшим образом - кажется, во вчерашнее бламанже повар Матвеевых добавил не самые свежие сливки. Да и в целом угощение у них было довольно простецким, словно где-нибудь в Тамбове или в Киеве... Был бы жив папенька - остался бы недоволен, что дочь не брезгует посещать подобные приемы. По его мнению, это роняло княжеский титул.
Маменька же, овдовев, положила княжескую гордость в карман и охотно наряжала Александру на любой бал и на любой званый ужин, куда их приглашали. Каждая новая зима, с ее ярмаркой невест, приносила княгине новые надежды, а окончание зимних балов - новое разочарование... Ее стройную красавицу-дочь - далеко не бесприданницу, между прочим! - никто не торопился брать замуж.
Голова болела так, что прядь волос, упавшая на лоб, казалась невероятно тяжелым грузом. Кажется, жар... Не открывая глаз, княжна медленно, с усилием подняла руку и откинула волосы с лица. По щеке царапнул металл. Александра распахнула глаза: изумрудный браслет! Она забыла снять его вчера - настолько устала от всех этих разговоров, шума, жара свечей. И взглядов. Очень разных взглядов.
Еще недавно она не понимала причины своих неудач на балах. Отчего ее приглашают танцевать гораздо реже, чем других девиц? Отчего к ней за все эти годы - с того самого дня, как она стала выезжать в свет - так никто и не посватался? Никакой, даже самый захудалый жених...
Ответ на этот болезненный вопрос она получила совсем недавно - минувшим летом. Трое княжон и две графинюшки из разных семей, в том числе и княжна Александра, гостили в загородном имении их подруги, юной графини Протасовой. Однажды, склонившись к пышному кусту жимолости и с наслаждением вдыхая тяжелый, удушливо-сладкий аромат, княжна Александра нечаянно услыхала разговор графской челяди, натиравшей пол в парадных покоях. Окно, под которым рос куст, было распахнуто настежь, так что отчетливо было слышно каждое слово.
- Все, шабаш! Здесь уже навели блеску! Теперь, Грунька, живо наверх! Приберись в барском кабинете! - командовала Матрена, железной рукой управлявшая обширной женской прислугой богатого имения Протасовых; княжна Александра узнала ее по зычному голосу. - Степанида, бросай все и ступай на подмогу кухарке! Баре скоро обедать сядут, а на кухне еще десерт не готов! Глашка, а ты чего прохлаждаешься? В спальнях барышень полы помыла? Али без тычка не знаешь, чего тебе у господ делать полагается?
- Помыла, помыла, а как же, - зачастила писклявым голоском Глашка, двенадцатилетняя неотесанная девчонка, совсем недавно взятая в барский дом из деревни. - И у нашей барышни с той носатой княжной, и у графинек, и у тех двух - толстухи да чахоточной... Ай!