— Вот и хорошо, — сказал мне проводник, посмотрев в направлении моей руки, — мы отправимся к госпоже Савилии де Франки. Ваша милость, ей-Богу, сделали неплохой выбор — видно, что вы человек опытный.
Не забудем отметить, что в этом восемьдесят шестом департаменте Франции обычно говорили на итальянском языке.
— Но не будет ли это неприличным, что я хочу попросить пристанища у женщины? — спросил я. — Если я правильно понял, этот дом принадлежит женщине.
— Конечно, но что неприличного в этом находит ваша милость? — ответил он удивленно.
— Может, эта женщина молода, — пояснил я, движимый чувством приличия или, может быть, самолюбием парижанина, — и, если я переночую в ее доме, это может ее скомпрометировать?
— Ее скомпрометировать? — повторил проводник, явно пытаясь понять смысл этого слова, которое я переделал на итальянский манер с обычной самоуверенностью, присущей нам, французам, когда случается говорить на иностранном языке.
— Ну, конечно! — продолжил я, начиная терять терпение. — Эта дама вдова, не правда ли?
— Да, ваше сиятельство.
— Ну и что, она примет у себя молодого мужчину?
В 1841 году мне было тридцать шесть с половиной лет и я еще называл себя молодым человеком.
— Примет ли она молодого человека? — повторил проводник. — А какая ей, собственно, разница, молодой вы или старый?
Я понял, что ничего не добьюсь, если буду расспрашивать подобным образом.
— Сколько лет госпоже Савилии? — спросил я.
— Сорок или около того.
— А! — откликнулся я скорее на свои собственные размышления. — Ну и замечательно. У нее, конечно, есть дети?
— Два сына, два славных молодых человека.
— Я их увижу?
— Вы увидите одного — того, что живет с ней.
— А другой?
— Другой живет в Париже.
— А сколько им лет?
— Двадцать один год.
— Обоим?
— Да, они близнецы.
— А чем они занимаются?
— Тот, что в Париже, будет адвокатом.
— А другой?
— Другой будет корсиканцем.
— Ну-ну, — сказал я, находя ответ довольно своеобразным, хотя он и был произнесен вполне естественным тоном, — ну хорошо, давайте пойдем в дом госпожи Савилии де Франки.
И мы отправились в дорогу.
Десять минут спустя мы вошли в селение.
Теперь стала заметна одна подробность, которую я не мог увидеть с вершины горы. Каждый дом был укреплен, как дом г-жи Савилии, только без машикулей; бедность их владельцев, конечно, не позволяла им иметь такие роскошные укрепления, просто окна изнутри были зашиты брусьями, оставляющими отверстия для ружей. В других домах окна были укреплены красным кирпичом.
Я спросил проводника, как называются эти бойницы; он ответил, что это , и из его ответа я понял, что вендетта на Корсике существовала еще до изобретения огнестрельного оружия.
Чем дальше мы продвигались по улицам, тем более селение приобретало пустынный и унылый вид.
Большинство домов, казалось, пережили осаду и были изрешечены пулями.
Иногда за этими бойницами мы видели сверкающие любопытные глаза, наблюдавшие, как мы проходили мимо, но различить, чьи это были глаза — мужские или женские, — было невозможно.
Мы подошли к дому, на который я указал проводнику. Он был действительно самым заметным в селении.
Поразило меня лишь одно: несмотря на то что дом был укреплен машикулями, в окнах не было ни брусьев, ни кирпичей, ни , лишь простые стекла, прикрывавшиеся на ночь деревянными ставнями.
Правда, эти ставни хранили следы прошлого: внимательный взгляд наблюдателя безошибочно распознавал в них пулевые отверстия. Но эти отверстия были старыми и появились здесь, вероятно, лет двенадцать тому назад.
Едва мой проводник постучал, как дверь открылась — но не робко и осторожно, не чуть-чуть, а настежь — и появился слуга…
Я не прав, говоря «слуга», нужно было бы сказать «мужчина».
Мужчину делает лакеем ливрея, а этот был одет в обычную бархатную куртку, короткие штаны из той же ткани и кожаные гетры. Штаны на талии были перетянуты поясом из пестрой шелковой ткани, из-за которого торчала рукоятка испанского ножа.
— Друг мой, — поинтересовался я, — не будет ли нескромным, если иностранец, никому не известный в Соллакаро, попросит пристанища у вашей хозяйки?
— Конечно, нет, ваше сиятельство, — ответил он, — это иностранец оказывает честь дому, выбрав его. Мария, — продолжал он, повернувшись в сторону служанки, показавшейся за ним, — предупредите госпожу Савилию, что французский путешественник просит его приютить.