Я заметил, что он уже успел переодеться в тот же костюм, в котором появился в развалинах Винчентелло, надел патронташ, на котором висел пистолет, и имел при себе ружье.
Когда я был в двадцати шагах от него, он уже снял свой головной убор, а я в свою очередь пришпорил коня, чтобы не заставлять его ждать.
— Сударь, — начал он, — не хотелось, чтобы вы уехали из Соллакаро и я не успел бы поблагодарить вас за честь, оказанную такому бедному крестьянину, как я, выступив за него в качестве поручителя; но, поскольку там, на площади, я был не в себе и не мог говорить свободно, пришел сюда, чтобы подождать вас.
— Признателен вам, — ответил я, — и право, не стоило из-за этого беспокоиться, это для меня была большая честь.
— И потом, — продолжал бандит, — что ж вы хотите, сударь, не так-то легко избавиться от четырехлетних привычек. Горный воздух коварен: однажды вдохнув его, потом везде задыхаешься. Теперь в деревне, в этих жалких домах мне каждую минуту кажется, что мне на голову свалится крыша.
— Но постепенно, — ответил я, — вы вернетесь к привычной жизни. Мне говорили, что у вас есть дом, земля, виноградник.
— Да, конечно, но моя сестра присматривает за домом, а обрабатывали мою землю и собирали мой виноград лукканцы. Мы, корсиканцы совсем другие, мы не работаем на земле.
— А чем же вы занимаетесь?
— Мы следим за тем, как идут работы, прогуливаемся с ружьем на плече и охотимся.
— Ну что ж, мой дорогой господин Орланди, — сказал я, пожимая ему руку, — будьте счастливы! Но помните, что моя честь, как и ваша, обязывает вас отныне стрелять лишь по диким баранам, ланям, кабанам, фазанам и куропаткам и никогда по Марко Винченцио Колона или по кому-либо из его семьи.
— Ах! Ваша милость, — ответил мой подопечный с таким выражением лица, какое мне доводилось видеть лишь у нормандских крестьян, когда они приходили с жалобой к судье, — курица, которую он мне отдал, оказалась слишком тощей.
И не говоря больше ни слова, он повернулся и скрылся в кустах.
Я продолжал свой путь, размышляя над этим вполне реальным поводом для разрыва между Орланди и Колона.
В тот же вечер я укладывался спать в Альбитречче. На следующий день я прибыл в Аяччо.
Неделю спустя я был в Париже.
XII
К Луи де Франки я отправился в день приезда, но его не было дома. Пришлось оставить свою визитную карточку с небольшой запиской, в которой я сообщал, что прибыл прямо из Соллакаро и что у меня для него есть письмо от г-на Люсьена, его брата. Я приглашал его к себе в удобное ему время, добавив, что мне поручили передать ему это письмо лично.
Чтобы провести меня в кабинет своего хозяина, где я должен был написать это послание, слуга провел меня через столовую и гостиную.
Я огляделся с вполне понятным любопытством и узнал тот же вкус, что обратил на себя внимание еще в Соллакаро, только здесь он был отмечен еще большей парижской элегантностью. Мне показалось, что у г-на Луи де Франки вполне изящное жилище молодого холостяка.
На следующий день, когда я одевался, около одиннадцати часов утра, мой слуга доложил, что прибыл г-н Луи де Франки. Я распорядился, чтобы его провели в гостиную, предложили ему газеты и сказали, что через минуту я буду в его распоряжении.
И действительно, вскоре я входил в гостиную.
Привлеченный шумом, г-н де Франки, который конечно же из вежливости был занят чтением моего очерка, опубликованного тогда в «Прессе», поднял голову.
Я остановился, пораженный его сходством с братом.
Он поднялся.
— Сударь, — сказал он, — я едва поверил своему счастью, прочитав вашу записку, которую передал мне слуга, когда я вернулся. Я двадцать раз заставлял его повторить, как вы выглядите, чтобы убедиться, что он описывает именно ваш портрет. И наконец, сегодня утром, горя от нетерпения поблагодарить вас за то, что вы привезли мне весточку от моей семьи, я пришел представиться вам, не обращая внимания на время. Боюсь, что я явился слишком рано.
— Извините, — ответил я, — если я не сразу отвечаю на ваше любезное приветствие, но должен признаться, сударь, что я смотрю на вас и спрашиваю себя, с кем имею честь разговаривать: с Люсьеном или Луи де Франки.
— Не правда ли, сходство большое? — спросил он. — Когда я был еще в Соллакаро, только мы с братом не путали себя. Впрочем, если он со времени моего отъезда еще не отказался от своих корсиканских привычек, то вы наверняка постоянно видели его в костюме, который делает нас не столь схожими.