— Господин де Шато-Рено, к сожалению, имеет репутацию смельчака, и, должен признаться, эта репутация не позволяет мне иметь ни малейшего сомнения в ней.
— Ну что же, отлично, — сказал Люсьен. — Пойдемте завтракать.
Мы вышли из аллеи и сели в коляску.
— Кучер, — сказал я, — улица Риволи.
— Нет, нет, — возразил Люсьен, — завтраком угощу вас я… Кучер, в «Кафе де Пари». Ведь там обычно обедал мой брат?
— Мне кажется, да.
— И там я назначил свидание Джордано.
— Что ж, поехали в «Кафе де Пари».
Через полчаса мы были у дверей ресторана.
XX
Приход Люсьена в зал ресторана стал новым подтверждением поразительного сходства между ним и его братом.
Слух о смерти Луи уже разошелся, возможно не во всех подробностях, это понятно, но разошелся. И появление Люсьена, казалось, повергло всех в изумление.
Я заказал кабинет, в расчете, что к нам должен присоединиться барон Джордано.
Нас отвели в комнату в глубине зала.
Люсьен принялся читать газеты с хладнокровием, напоминавшим бесчувственность.
Джордано пришел к середине завтрака.
Молодые люди не видели друг друга около четырех или пяти лет, однако пожатие руки было единственным проявлением дружбы, которое они себе позволили.
— Так вот, все улажено, — сказал барон.
— Господин де Шато-Рено согласен?
— Да, при условии, что потом его оставят в покое.
— О, в этом он может быть уверен: я последний из де Франки. Он вас принимал лично или вы говорили с его секундантами?
— С ним самим. Он обязался предупредить господ де Буасси и де Шатограна. Что касается оружия, времени и места, то они будут теми же.
— Чудесно… Устраивайтесь здесь и завтракайте.
Барон сел, и мы заговорили о чем-то другом.
После завтрака Люсьен попросил нас, чтобы его познакомили с комиссаром полиции, который опечатывал комнаты Луи, и представили его владельцу дома. Он хотел провести эту последнюю ночь, отделявшую его от мести, в комнате брата.
Все эти хлопоты заняли часть дня, и только к пяти вечера Люсьен смог войти в квартиру брата. Мы оставили его одного: в его горе было целомудрие, которое следовало уважать.
Люсьен назначил нам свидание на восемь часов утра, попросив меня иметь при себе те же самые пистолеты, даже купить их, если они продаются.
Я сразу же пошел к Девиму, и сделка удалась с помощью шестисот франков. На следующий день без четверти восемь я был у Люсьена.
Когда я вошел, он сидел на том же месте и писал за тем же столом, за которым я застал пишущим его брата. На губах его была улыбка, хотя он был очень бледен.
— Здравствуйте, — сказал он, — я пишу матери.
— Надеюсь, что вы сообщаете ей новость менее горестную, чем та, о которой сообщал ваш брат ровно неделю тому назад.
— Я сообщаю ей, что она может спокойно молиться за своего сына и что он уже отомщен.
— Как вы можете говорить с такой уверенностью?
— Разве мой брат не рассказал вам заранее о своей смерти? Так вот, я тоже заранее объявляю вам о смерти господина де Шато-Рено.
Он поднялся и, касаясь моего виска, сказал:
— Смотрите, я пошлю ему пулю вот сюда.
— А вы?
— Меня он даже не заденет!
— Но подождите хотя бы исхода этой дуэли, прежде чем отправлять письмо.
— В этом нет необходимости.
Он позвонил. Появился слуга.
— Жозеф, — сказал он, — отнесите это письмо на почту.
— Так вы опять видели вашего брата?
— Да, — ответил он.
Странным было то, что в этих двух дуэлях, следовавших одна за другой, один из противников был приговорен заранее. Тем временем пришел барон Джордано. Было восемь часов. И мы отправились в путь.
Люсьен очень торопился и так подгонял кучера, что мы прибыли на место не меньше чем за десять минут до назначенного часа.
Наши противники приехали ровно в девять. Все трое были верхом; их сопровождал слуга, также верхом на лошади.
Господин де Шато-Рено держал руку в кармане, и я сначала даже подумал, что она у него на перевязи.
В двадцати шагах от нас все спешились, отдав поводья слугам.
Господин де Шато-Рено остался позади и бросил взгляд в сторону Люсьена. Даже на таком расстоянии я заметил, как он побледнел. Он отвернулся и стал развлекаться тем, что, держа плетку в левой руке, принялся сбивать небольшие цветы, торчавшие из травы.
— Мы готовы, господа, — сказали нам господа де Шатогран и де Буасси. — Но вам известны условия: эта дуэль последняя и, каким бы ни был исход, господин де Шато-Рено ни перед кем больше не будет отвечать за оба результата.