– Где же ты с ним познакомился? – не оборачиваясь, спросила наконец мама.
– На рынке. Он у меня деньги украл.
Мама оставила машину и обернулась к Мише:
– Какие деньги?
– Лотерейные. Я ведь тебе рассказывал… Мы с Шуркой краски покупали.
– Ну, и вернул он тебе деньги?
Миша усмехнулся:
– Еще бы! Я его догнал. Ну конечно, подрались…
– Так и познакомились?
– Так и познакомились.
Мама покачала головой:
– Нечего сказать, красивая картина: на улице дерешься с беспризорниками.
– Никто не видел… Да мы и не дрались, я его так, прижал немного.
– Да… – Мама снова покачала головой. – А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-нибудь украл?
– Он не украдет.
– Почему ты так думаешь?
– Так думаю.
Снова молчание, равномерный стук машины.
– Ты недовольна? – сказал Миша.
Вместо ответа она спросила:
– Что все-таки побудило тебя привести его сюда?
– Так…
– Жалко стало?
– Почему – жалко? – Миша пожал плечами. – Так просто… Я ему рукава оторвал, надо их пришить.
– Да, конечно… – Она снова завертела машину. Белое полотнище ползло на пол и волнами ложилось возле ножек стула.
– Ты недовольна тем, что я привел его? – снова спросил Миша.
– Я этого не говорю, но… все же малоприятное знакомство. И потом: ты чуть было не предложил ему остаться у нас. Собственно говоря, можно было бы со мной сначала посоветоваться.
– Это верно, – признался Миша, – но жалко его, он ведь опять на улицу пойдет…
– Конечно, жалко… – согласилась мама. – Теперь многие берут на воспитание этих ребят, но… ты сам знаешь, я не имею этой возможности.
– Вот увидишь, скоро беспризорность ликвидируют! – горячо сказал Миша. – Знаешь, сколько детдомов организовали!
– Я знаю, но все же перевоспитать этих детей очень трудно… Они испорчены улицей.
– Знаешь, мама, – сказал Миша, – в Москве есть такой отряд – он называется отряд юных пионеров, – и вот там ребята, все равно, знаешь, как комсомольцы, занимаются с беспризорными и вообще, – он сделал неопределенный жест, – проводят всякую работу. Мы с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это на Пантелеевке. В воскресенье мы туда пойдем.
– На Пантелеевке? – переспросила мама. – Но ведь это очень далеко.
– Ну что ж такого. Теперь ведь лето, времени много, будем ходить туда. А когда нам исполнится четырнадцать лет, мы в комсомол поступим.
Мама обернулась и с улыбкой посмотрела на Мишу:
– Ты уже в комсомол собираешься?
– Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом…
– Ну вот, – вздохнула мама и улыбнулась, – поступишь в комсомол. появятся у тебя дела, а меня, наверно, совсем забросишь.
– Что ты, мама! – Миша тоже улыбнулся. – Разве я тебя заброшу? – Он покраснел и уткнулся в книгу.
Мама замолчала и снова завертела машину.
Миша оторвался от книги и смотрел на мать. Она склонилась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых волос касался зеленой кофточки; кофточка была волнистая, блестящая, аккуратно выглаженная, с гладким воротником.
Миша встал, подошел к матери, обнял, прижался щекой к ее волосам.
— Ну что? — Мама опустила руки с шитьем на колени.
— Знаешь, мама, что мне кажется? Только ты честно ответишь: да или нет?
— Хорошо, отвечу.
— Мне кажется, что ты на меня не сердишься...
Мама тихонько засмеялась, разжала его руки и поправила прическу.
— Не сержусь. Но все же не води сюда слишком много беспризорных.
Глава 33
Черный веер
– Миша-а!
Миша выглянул в окно. Генка стоял внизу, задрав кверху голову.
– Чего?
– Иди скорей, дело есть! – Генка многозначительно скосил глаза в сторону филинского склада.
– Чего еще? – нетерпеливо крикнул Миша. Ему очень не хотелось уходить сейчас из дому.
– Да иди скорей! – Генка сделал страдальческое лицо. – Понимаешь? – Всякими знаками он показывал, что дело не терпит никакого отлагательства.
Когда Миша спустился во двор, Генка тут же подступил к нему:
– Знаешь, где тот, высокий?
– Где?
– В закусочной.
Ребята выскочили на улицу и подошли к закусочной, Через широкое мутное стекло виднелись сидящие вокруг мраморных столиков люди. Лепные фигуры на потолке плавали в голубых волнах табачного дыма. В проходах балансировал с подносом в руках маленький официант. Белая пена падала из кружек на его халат.