– Ну, это ваш телевизор… Небось, весь экран заплеванный… – дружески закончил тогда разговор Артем.
Вспомнив тот случай, Каховский решил повторить маневр.
– Знаешь, Тина, я все-таки напишу на него донос, а не жалобу. Точнее заявление о возбуждении уголовного дела за превышение полномочий. Иди к себе, я скоро отправлю на печать.
Тина удалилась, а Артем вскарабкался на подаренный в прошлый день рождения электроборд. Умная двухколесная машина что-то непонятно сказала по-английски, мигнула огоньками и покатила Артема по кабинету. Артем старался держать равновесие, регулируя траекторию движения нажатием на платформу носком или пяткой. Сделав в задумчивости три десятка кругов и ощутив боль в ступнях от постоянного напряжения, осознал, что заявление о привлечении Весло к уголовной ответственности так же, как и жалобы, будет выброшено в мусор.
Соскочив с волшебного самоката, норовившего съездить на прощание колесом по голени, Артем подошел к шкафу, где за дверкой прятался внушительный сейф для самых важных бумаг. Набрал цифровой код, открыл массивную дверь. Из дальнего угла сейфа рука привычно извлекла шкатулку. Осмотрел шкатулку со всех сторон, нажал едва заметную выпуклость. Шкатулка беззвучно зевнула крышкой. Внутри лежал ключ, цифры на котором свидетельствовали о принадлежности к замку банковской ячейки. В одном из банков Москвы Артем хранил другой ключ от ячейки в хранилище старинного швейцарского банка. Раньше в Швейцарии Артем хранил ту красную коробку из-под китайского чая, где лежала кадильница Корея, волею случая сделавшая Артема хранителем. Вновь обретя кадильницу, после противостояния с Глыбой – псевдоофицером ФСБ, Артем вывез ее в Швейцарию и поместил под замок. Но оказалось, что странным образом восстанавливать справедливость адвокату Каховскому стало гораздо сложнее. Не так легко давались победы в суде, не особо-то рассматривались жалобы, да и приглашений для интервью в СМИ стало гораздо меньше. Сила кадильницы значительно уменьшилась лично для Артема по мере ее удаления. Артем тогда крепко задумался над своим предназначением хранителя такого серьезного артефакта. Если кадильница оказалась у него, в России, значит, и хранить ее надо не просто для сбережения от всяких Глыб и потомков Корея. И место хранения должно быть не в альпийской стране, а на родине Достоевского, там, где исторически со справедливостью проблемы.
Артем перевез кадильницу обратно в столицу и поместил в ячейку, но в другом банке. Получилась странная конструкция – в офисе у Артема лежал ключ от банковской ячейки московского банка, где хранится ключ от швейцарского сейфа. В Швейцарии теперь лежал ключ и пароль от другого московского хранилища, куда Артем поместил красную коробочку с кадильницей. А само хранилище было оформлено не на имя Артема, а на имя мамы, у Артема была только доверенность для доступа. В любом случае, чтобы Артем смог прикоснуться к хранимому артефакту в Москве, надо слетать в Швейцарию за ключом.
Повертел ключ в руках. Лететь в Швейцарию не хотелось. Да и кадильница, как Артем успел уяснить, не была некой волшебной лампой, исполняющей желания. Как и молитва не является почтовым отправлением к Богу. Артем припомнил разговор годичной давности со своим духовным отцом, ставшим особенно в последние годы его лучшим другом, отцом Петром.
– Отец Петр, в церкви приняты молитвы на все случаи жизни. На всякую потребу, за здравие, за упокой, о болящих, о раненых, о проблемных детях… Целые сборники продаются прямо в церковных лавках… Но ведь если я правильно помню Евангелие, то… Иисус был против разных и длинных молитв?
– Верно, сын мой, Иисус сказал: «Молясь, не разглагольствуйте, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны», – отец Петр процитировал евангельскую заповедь дословно, поглаживая небольшую, но густую бороду.
– Ну вот, отец Петр, получается все эти сборники молитв не нужны? Нужна только одна, которую мы называем «Отче наш»? – спросил Артем.
– Иисус так говорил, да…, – отец Петр улыбнулся.
– Ну, и…? – Артем ждал продолжения.
– Что «и», Артем? Ты ждешь от меня чего?
– Жду ответа на вопрос! Зачем длинные молитвы и толстые сборники, если Иисус учил молиться только одной молитвой?
– В Евангелие также сказано, что Иисус молился буквально перед своим распятием: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как ты…» Так что слова у молитвы могут быть разные. Это просьба к Отцу небесному, а не заклинание. Это во-первых. А во-вторых, мы молимся не только Отцу, но и самому Иисусу. Если ты внимательно читал Писание, то помнишь, как говорил сам Иисус: «Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю».