Он вспомнил, как медленно тянулись дни, когда они ждали у брода. Вспомнил, как все ворчали, когда их заставили укреплять склад и госпиталь мешками и наполненными песком ящиками из-под галет. Вспомнил скуку.
Потом, с напряжением в животе, вспомнил вестника. Появился всадник. Гаррик увидел его первым. Оправившись от дизентерии, он был назначен часовым у брода.
– Генерал забыл зубную щетку и послал за ней, – сказал его напарник.
Они даже не встали. Смотрели, как точка приближается к реке.
– Быстро скачет, – сказал Гаррик. – Наверно, тебе лучше позвать капитана.
– Пожалуй, – согласился другой часовой. Он пошел вверх по склону к складу, а Гаррик спустился к реке. Деревянная нога застревала в песке.
– Капитан велел послать его на склад, когда он подъедет.
Напарник Гаррика вернулся и стоял рядом.
– Что-то необычное в том, как он едет, – сказал Гаррик. – И выглядит он усталым.
– Должно быть, пьян. Падает из седла, как в субботнюю ночь.
Гаррик неожиданно ахнул.
– Он в крови, он ранен.
Лошадь вошла в реку, и всадник повалился ей на шею; его бок почернел от крови, лицо побледнело от боли и было в пыли. Они схватили повод, когда лошадь вышла из воды, и всадник попробовал крикнуть, но смог только прохрипеть:
– Во имя Господа, готовьтесь! Колонну окружили и уничтожили. Они идут, вся черная воющая свора. Будут здесь еще засветло.
– Что с моим братом? – спросил Гаррик. – Что с ним?
– Убит, – сказал всадник. – Все убиты.
И он сполз с лошади.
Они пришли – дьяволы, воины-зулусы, пришли строем «бык», голова и холка этого огромного быка заполнили всю равнину, а рога слева и справа перешли реку, окружая их. Бык топал двадцатью тысячами ног и пел десятью тысячами глоток, и рев его напоминал шум моря в бурю. Солнце ярко сияло в наконечниках копий воинов, переправлявшихся через Тугелу.
– Смотрите! На тех, что впереди, гусарские шлемы, – воскликнул один из наблюдателей в госпитале. – Они ограбили мертвецов Челмсфорда. Один из них в шинели, несколько держат карабины.
В госпитале было жарко: крыша рифленая, а окна закрыты мешками с песком. Оставленные бойницы пропускали мало воздуха. Люди стояли у бойниц, одни в пижамах, другие голые по пояс и потные от жары.
– Значит, это правда. Колонна погибла.
– Хватит болтать! Стойте на местах и держите рот на замке.
Зулусы переправились через Тугелу на фронте в пятьсот ярдов. Вода в месте их перехода побелела от пены.
– Боже! О мой Бог! – шептал Гаррик, следя за их приближением. – У нас нет ни единого шанса. Их слишком много.
– Заткнись! – крикнул стоявший рядом сержант с пулеметом Гатлинга, и Гаррик зажал рот рукой.
– Хватай О’Рейли за горло, сунь его голову в ведро с водой, забери его пистолет! – крикнул в бреду больной малярией, и кто-то истерически рассмеялся.
– Они идут! Заряжай!
Металлическое щелканье затворов.
– Не стрелять, парни. Огонь открывать только по команде.
Голос «быка» изменился: звучное пение перешло в высокий кровожадный крик наступающих.
– Спокойно, парни. Спокойно. Не стрелять.
– О мой Бог! – негромко прошептал Гаррик, глядя на накатывающуюся на склон черную волну. – Боже, не дай мне умереть!
– Готовьсь!
Авангард достиг двора госпиталя. Белые перья головных уборов казались пеной на гребне волны, перевалившей через стену.
– Огонь!
Шестьдесят человек подняли ружья и нацелили их в стену из тел. Грохот, потом удары пуль в плоть, словно горсть гравия бросили в грязь. Ряды нападающих дрогнули. Загремел пулемет, кося воинов, они падали друг на друга. Стало тяжело дышать от пороховой гари.
– Заряжай!
Прореженные пулями ряды перестраивались: те, что шли сзади, занимали бреши.
– Целься!
Новое наступление – сплошная черная стена, перегородившая двор.
– Огонь!
…В тени на веранде Гаррик всхлипнул и прижал пальцы правой руки к глазницам, чтобы прогнать воспоминания.
– В чем дело, Коки? – Кокни с трудом повернулся и посмотрел на Гаррика.
– Все в порядке, – быстро ответил Гаррик.
– Память возвращается, верно?
– Но что случилось? Я помню только обрывки. Доктор сказал… – Гаррик быстро огляделся. – Он сказал, что генерал подписал мое представление к награде. Значит, Челмсфорд жив. Мой брат и отец, возможно, тоже.
– Нет в жизни счастья, Коки. Доктор тебе посочувствовал – ты такое сделал с одной ногой! – и навел справки о твоей родне. Да все без толку.