Первый час оказался тяжелым – Шон с трудом поспевал за Мбежане. Его мышцы напрягались, скоро закололо в боку. Мбежане увидел, что ему больно, и они остановились на несколько минут. Мбежане показал, как расслабляться на бегу, и они побежали дальше. Шону стало значительно легче. Прошел еще час, и Шон обрел второе дыхание.
– Сколько времени нужно, чтобы вернуться к армии? – спросил он на бегу.
– Дня два, наверно… не разговаривай, – ответил Мбежане. Они бежали, а местность вокруг медленно менялась.
Холмы стали менее крутыми и изрезанными, лес поредел, снова началась травянистая степь.
– Кажется, нас не преследуют.
Прошло полчаса с тех пор, как Шон произнес последнее слово.
– Возможно. – Мбежане был неразговорчив. – Еще рано судить.
Они бежали рядом, ритмично ступая по пропеченной солнцем земле.
– Боже, как пить хочется, – сказал Шон.
– Никакой воды, – ответил Мбежане, – но на вершине следующего подъема передохнем.
На вершине они оглянулись. Рубашка Шона промокла от пота, он дышал глубоко, но ровно.
– Никто нас не преследует, – с облегчением сказал он. – Можно помедленнее.
Мбежане ничего не ответил. Он тоже вспотел, но то, как он держал голову, свидетельствовало, что он еще даже не начал уставать. Щит он нес на плече, а ассегай в другой его руке почернел от засохшей крови. Он долгих пять минут смотрел туда, откуда они прибежали, потом гневно заворчал и показал ассегаем.
– Там! У тех деревьев. Видишь?
– Дьявольщина! – сказал Шон. Он видел: примерно в четырех милях позади, на краю редеющего леса, в траве появилась линия, словно проведенная черным карандашом. Но эта линия двигалась.
– Сколько их? – спросил Шон.
– Пятьдесят, – предположил Мбежане. – Слишком много.
– Жаль, что я бросил ружье, – сказал Шон.
– Не бросил бы, они были бы сейчас гораздо ближе. А одно ружье против пятидесяти…
Мбежане не закончил.
– Хорошо, бежим дальше, – сказал Шон.
– Нужно еще отдохнуть. Мы в последний раз останавливаемся перед наступлением темноты.
Дыхание выровнялось. Шон прислушался к себе – ноги слегка ныли, но пройдет еще несколько часов, прежде чем он по-настоящему устанет. Он собрал в горле густой липкий комок слизи и выплюнул его на траву. Хотелось пить, но он знал, что это было бы пагубной глупостью.
– О! – воскликнул Мбежане. – Они нас увидели.
– Откуда ты знаешь? – спросил Шон.
– Смотри, они посылают преследователей.
От переднего конца линии отделились три черные точки и двинулись вперед.
– Что это значит?
Шон тревожно почесал нос. Он впервые ощутил страх преследуемого, уязвимого, безоружного перед приближающейся стаей.
– Они высылают вперед лучших бегунов, чтобы мы выбились из сил. Они знают, что даже если эти бегуны выдохнутся, когда нас догонят, остальные с нами легко справятся.
– Боже! – Теперь Шон по-настоящему встревожился. – Что же делать?
– На каждую уловку есть своя хитрость, – ответил Мбежане. – Теперь мы достаточно отдохнули. Идем.
Шон устремился с холма, как испуганная антилопа, но Мбежане резко остановил его.
– Этого они и хотят. Беги как раньше.
И они снова побежали спокойно, без напряжения, делая длинные шаги.
– Догоняют, – заметил Шон у вершины следующего подъема. Три точки намного опередили остальных.
– Да.
Мбежане говорил без выражения. Они начали спускаться, ритм бега не изменился: ступня коснулась земли, вдох, коснулась, вдох.
На дне долины протекал маленький ручеек, чистая вода струилась по белому песку. Бросив на нее лишь один жадный взгляд, Шон перемахнул через ручей, и они начали подниматься по противоположному склону. И почти добежали до очередной вершины, когда услышали вдали за собой крик. Шон и Мбежане оглянулись. На вершине, которую они покинули совсем недавно, всего в двух милях, показались три бегущих зулуса; на глазах у Шона они начали спускаться, перья на их высоких головных уборах раскачивались, повязки из леопардовых шкур обвивали бедра. Щиты они бросили, но у каждого в руке был ассегай.
– Посмотри на их ноги! – воскликнул Мбежане.
Шон увидел, что их неровные, наобум шаги свидетельствуют о сильной усталости.
– С ними покончено, они бежали слишком быстро, – рассмеялся Мбежане. – Теперь надо им показать, что мы боимся. Мы должны бежать как ветер, бежать так, словно нам в спину дышит Токолоше.[10]