И поклонились принцессе-невесте первыми служители Господа, благословив ее и брак ее. И вассалы отца ее, славного нашего короля, поклонились принцессе-невесте с преданностью своей в прощальное время ее. И поклонились принцессе с добрыми пожеланиями послы государей ближних и дальних, коим случилось быть в славной Корварене. И заняло это полный день, первый день церемонии. И еще дюжину дней кланялись люди принцессе-невесте с дарами.
И в дни эти поклонились принцессе горожане, жители Корварены, торговых гильдий и ремесленных, и оружейники, и иные свободных промыслов мастера, и простые коронные люди. И поклонились принцессе посланные иных городов Таргалы, коронных и дворянских, и вольных городов Себасты Приморской и Себасты Верхней посланные поклонились принцессе тоже. И поселяне коронных земель, и коронные охотники, и иные коронные люди, и гвардия короля. И поклонились принцессе наставники и школяры Коронной школы, и Университета Корварены, и обеих монастырских школ, и благословляли они принцессу-невесту и славного нашего короля, и наступающий мир благословляли. И славили грядущий брак все, кто ни живет на Золотом полуострове, и благословлял всяк принцессу-невесту в сердце своем.
Дары же, поднесенные принцессе-невесте, не перечисляю я здесь, ибо места перечень сей займет не в меру, и занимается им королевский казначей с тремя писцами вкупе.
И еще упоминания заслуживает событие одно, под конец последнего дня церемонии случившееся. Вне ожиданий всяких и к удивлению всеобщему, пришли поклониться королю нашему Анри Грозному гномы, нелюдь подземельная. Были они малы ростом, толсты и безобразны, числом семеро, и дары поднесли королевской чете и принцессе-невесте, и говорили любезно, однако без покорности, а просьбы посмели изречь, как требования. Добрый король наш ликом потемнел от речей сей нелюди, но, праздника ради, гнев смирил и отпустил гномов с миром, не ответив ничего на дерзость их.
Так прошли дюжина дней и еще один, и день после церемонии не происходило ничего, ибо требуется и королям отдых, паче же в преддверии церемоний последующих. Сегодня же повез славный наш король дочь свою, принцессу-невесту, отдать прощальные визиты, о коих напишу я по возвращении короля и принцессы.
В замке же правит пока прекрасная королева, и наводит порядок после церемонии сборов, и готовится к возвращению супруга.
С тем хвала Господу за прожитый день».
О ПОДЗЕМЕЛЬНОЙ НЕЛЮДИ
Я привыкаю к чтению неожиданно быстро. Нет, не так! Не просто привыкаю — брат библиотекарь с толстым томом хроник входит в мою жизнь сразу и прочно. От описания церемонии сборов Марготы я с трудом отрываюсь для обеда, а когда брат лекарь велит мне после обеда поспать и вообще не утомлять больные глаза и продолжить завтра, я всерьез, неподобающе сержусь. Я убеждаю брата библиотекаря продолжить после ужина — там и оставалось-то совсем немного! Но брат лекарь ушел, оскорбленный в лучших чувствах. И, видно, доложил отцу предстоятелю об очередном «излишнем рвении», потому что на другой день брат библиотекарь не приходит вовсе.
Я прошу брата Джона позвать его. Однако вместо брата Джона, брата библиотекаря и королевских хроник приходит брат Серж. И говорит с насмешливым сочувствием:
— Брат библиотекарь, чтоб ты знал, работает сегодня с отцом предстоятелем. Завтра придет. А брату Джону нагорело, что оставил тебя одного. Будет теперь до вечерней службы поклоны в часовне бить. Эх, Анже, и чего мы тебя так любим?
Я чувствую, как полыхают мои щеки краской стыда. Возомнил о себе! Указания давать начал! И теперь хороший человек из-за меня наказан. Меня-то отец предстоятель щадит, небось, не отправил на молитвы без обеда и ужина, а брат Джон…
— Брось, — машет рукой брат Серж, — не бери дурное в голову. Джон мог и не пойти, так что сам виноват, а потому сам и отвечает. И знаешь, друг Анже… не думаю я, чтобы он жалел. Светлому человеку приятно услужить, а ты светлый человек.
Не знаю, что со мной от этих слов происходит. Краснеть дальше вроде некуда, но я бы, пожалуй, вовсе запунцовел, будь в тоне брата Сержа хоть малая толика хвалы. Но он — не знаю, почему я понимаю так ясно! — он сказал то, что казалось ему очевидным и неоспоримым, как небо над головой. Обо мне! Господь видит, меня чаще гнали, чем пускали в тепло очага, и чаще проклинали, чем благодарили… я привык. Господь видит, я отогрелся здесь… душу отогрел…
— Анже, ты плачешь?… Я обидел тебя, друг Анже?
Я мотаю головой, прикусив до боли губу.
— Анже… — Ладони брата Сержа стискивают мою ладонь. Теплые…
— Прости, — шепчу я. — Ты… я не ожидал просто! Я в жизни ничего такого не слышал, понимаешь? Не ожидал…
— Ох, Анже! На, выпей. Успокойся. Я знаю, тебе круто пришлось в миру. Мы все знаем. Прости, Анже. Я думал, успело подзатянуться. Все же сейчас ты не такой, как был первые дни.
— А какой? — удивляюсь я.
— Нормальный, — с невыразимой грустью усмехается брат Серж. — Примерно как я. А первые дни ты, можно сказать, от собственной тени шарахался. Тоже примерно как я. Прости, Анже. Прошлое так просто не уходит, мне ли не знать.
— Не извиняйся! — Я могу улыбнуться, натужно, через силу, но мир становится на место. Становится на место, но остается другим. — Когда сам вспоминаешь, что ты человек… это хорошо, но этого мало. А я и не понимал… не понимал, как этого мало… — Запутавшись в словах окончательно, я беру брата Сержа за руку, как взял бы отца или старшего брата, если бы они у меня были… и говорю: — Спасибо, Серж! Спасибо…