— О, ушли обе?..
И тут церемонная вежливость покинула мистера Боба, он впал в раздражение. Кадык на тонкой шее запрыгал, пальцы, унизанные кольцами, сжали резную рукоятку посоха. Мистер Боб забылся до того, что дробно застучал посохом об пол.
— Миссис очень неосторожна, — сказал он. — Миссис не у себя в Европе… Девушкам не подобает гулять одним…
— Они еще дети, мистер Боб.
— Нет, миссис… Миссис ошибается…
Он лишь слегка наклонил голову и влез в коляску, высоко подобрав полы галабии. До Веры долго доносился глухой, деревянный стук бубенца, — словно колотушка старого, ворчливого ночного сторожа.
Нет, нельзя сердиться на Марьяшку!
14
До того как Сурхан попал на «Тасманию», капитан Азиз оказал ему честь — отвез его на своей машине к себе и удостоил беседой. В то время Сурхан внимал капитану Азизу почтительно. Каждый звук из уст благодетеля принимал как золотую монету. Больше того — как слиток высшей мудрости.
Беседа в доме капитана, на веранде, выходящей в сад, услаждалась еще заморским вином, сладким, как финик. Сурхан в рот не брал вина, но почтенный Азиз убедил его Нарушить заповедь. «Аллах в темноте не увидит, — сказал капитан Азиз. — Аллах тоже отдыхает, как и все мы…»
Посасывая вино с кусочком льда, Азиз бранил европейцев. Немцы, англичане или русские — все они одинаковы, все являются сюда лишь ради своей выгоды. Русские особенно опасны, так как клянутся в дружбе и уже успели кое-кому замутить рассудок.
Сурхан соглашался, громко бранил европейцев и спрашивал, долго ли правоверным терпеть от них.
Азиз увел Сурхана во внутренние покои, усадил на тахту и только тогда ответил. Нет, терпеть осталось недолго. Истинные патриоты республики решили прибегнуть к суровым мерам. Европейцев надо отвадить, раз и навсегда отвадить. И прежде всего закрыть для них канал.
В голове Сурхана шумело, лукавые духи, заключенные в заморском вине, лихо отплясывали в черепной коробке и размахивали кулаком. Да, почтенный Азиз прав, надо проучить проклятых иноземцев.
— Но взяться надо с умом, — сказал почтенный Азиз. — Так и быть, я тебе объясню замысел наших патриотов, но сперва ты должен поклясться мне: никому ни слова!
Сурхан клялся, стоя на коленях. Он просил аллаха покарать его — в случае измены клятве — всеми болезнями, выпустить по капле кровь, высушить тело, отдать на съедение гиенам.
— Достаточно, — сказал Азиз.
Оказывается, необходимо топить в канале иностранные суда. Топить так, чтобы задерживать движение и в конце концов сделать канал непроходимым. Нужна, конечно, ловкость. На себя вины не брать, отвечать должны чужие лоцманы, чужие капитаны. Ведь в открытую с европейцами бороться трудно. Что ж, аллах одобрит хитрость, против неверных все средства, все уловки хороши.
Сурхан ликовал. Да, так и надо с ними… Духи заморского вина буянили в его мозгу, и задача казалась простой. А когда Азиз упомянул о награде, ожидающей смелого мусульманина, Сурхан снова опустился на колени и поцеловал ноги благодетеля.
Духи улетучились из головы Сурхана лишь утром. Но доверие к благодетелю не поколебалось. Первое сомнение посеяла сестра Зульфия.
Да, сестра, девчонка! Сурхан не привык расценивать всерьез слова женщины, и уж меньше всего он был склонен слушать четырнадцатилетнюю Зульфию. Но она произносила не свои слова. Она читала вслух, разложив на столе газету. И то, что услышал Сурхан, ничуть не совпадало с тем, что говорил ему почтенный Азиз.
Если верить газете, которую печатают по воле республики, канал должен служить всему миру, всем народам, по справедливости. Канал приносит большой доход республике. В последнее время иноземные агенты пытались устраивать аварии на канале. Это враги арабов, враги, заслуживающие строгого наказания.
Сурхан не мог прочесть газету и проверить Зульфию. Но, очевидно, сестра не смогла бы сама придумать это. Слишком быстро и складно она говорила, глядя на бумагу, покрытую буквами.
В глубине души Сурхан почувствовал себя жалким, беспомощным человеком. Но признаться в этом себе он не мог. В последний день перед отъездом в Порт-Харад он был груб с сестрой и матерью. Он ругал сестру за то, что она завела себе чужеродную, русскую подругу, и повторял свое распоряжение старшего в семье — встретить дядю Солимана как можно лучше, постараться ему понравиться.
В Порт-Хараде Сурхан дождался «Тасмании» и явился к капитану Мюллеру. Азиз велел сказать немцу только одно: «Я Летучая Мышь».
— Ага, Мышь, — кивнул капитан. — Ты мне как раз и нужен.