- Вот она, - сказал Виталька.
Руслан проследил за его рукой - и вздрогнул. Ему показалось, что на узком пространстве между насыпью и лесополосой сидит крупный зверь, огромная кошка. Сидит, обернувшись, и смотрит на пришельцев через плечо.
Мама готовила еду на газовой плитке в так называемой летней кухне. Всей летней кухни было - умывальник на стволе старой яблони, стол, над которым вечно кружились мухи, и плитка с толстым, как объевшийся червяк, газовым баллоном. Руслан ненавидел этот баллон почти так же сильно, как фарфорового петушка.
- Деревенское детство - это совсем не то, что в городе, - говорила, улыбаясь, баба Марфа. - Это - свобода… Пусть хоть летом паренек побегает, - и благосклонно кивала Руслану.
И мама улыбалась в ответ. Бабы-Марфины слова будто бы помогали ей убедить Руслана - и себя - в том, что они Просто Отдыхают. Что это Такой Отпуск.
- Пойди карасиков полови, - говорила Руслану баба Марфа. - В сметанке зажарите…
Руслан вяло улыбался.
- Какой здесь чудесный воздух! - говорила мама.
У нее были воспаленные, лихорадочно блестящие глаза. Руслан преодолевал желание обнять ее - если обнимет, дело обязательно кончится слезами, а в слезах какой прок? Тогда Руслан уходил, сидел где-то среди грядок в одиночестве, и местные мальчишки не трогали его - они были какие-то на редкость деликатные.
Вот только Виталька…
- Вот она, - сказал Виталька.
- Ух ты, - сказал Руслан. - На кошку похоже.
- Ага, - сказал Виталька. - Ты ее только руками не трогай.
- Почему?
- По кочану. Сашка вот малый потрогал, так знаешь, какими бородавками обсыпало? В больнице вырезали…
Руслан улыбнулся про себя. Но какая-то торжественность, какая-то Виталькина нервозность передалась и ему тоже.
Они подошли к коряге; с двух шагов она не очень-то и напоминала обернувшуюся кошку. Она была достаточно большая, с Руслана ростом, и очень сложная, запутанная, со множеством переплетенных жилок-корешков. Она была старая, но в то же время удивительно чистая - ни мха, ни грибов, ни цвели, ни гнили. Хоть сейчас в музей современного искусства.
- Хоть сейчас в музей, - сказал Руслан.
- Тихо ты, - хриплым шепотом сказал Виталька.
- А что?
- А ничего… Серега рыжий анеки травил тут полдня, так на языке во-от такой типун выскочил!
“В больнице вырезали”, - усмехнулся про себя Руслан. Ничего не сказал.
Прокатил еще один пассажирский поезд; неподалеку от Руслана запуталась в траве принесенная ветром обертка от мороженого “Магнат”. Качались кусты и подрагивали ветки - только коряга, похожая на обернувшуюся кошку, оставалась неподвижной, будто памятник.
- Она волшебная, что ли? - спросил Руслан, когда грохот стих.
Виталька странно на него посмотрел:
- Она… Это. Желания выполняет.
Однажды вечером, часов в пять, Руслан с мамой сидели на берегу узкой илистой речушки и следили за поплавками.
- Хорошо как, правда, - говорила мама шепотом. - Эти доски разогретые… И так тихо… Слышишь?
Руслан кивал.
- У тебя клюет, - говорила мама, а поплавок уже лежал на боку, и в следующую секунду Руслан вытаскивал пустой, без наживки, крючок.
Караси были умнее Руслана. Он отчаялся с ними тягаться; даже черно-белая кошка, вечно караулившая рыбаков, не хотела иметь дело ни с Русланом, ни с его мамой. Посидела с полчасика - и демонстративно убралась прочь.
- Осталось пять дней, - сказала мама.
Руслан знал. Он считал эти дни, пересчитывал их утром и вечером. Хотя прекрасно понимал, что и возвращение в город ничего не изменит.
Может быть, среди привычных вещей станет еще хуже.
- Может быть, купим тебе велосипед? - зачем-то предложила мама.
Руслан пожал плечами:
- Деньги-то откуда… Лучше новые джинсы купить. В чем-то же я в школу ходить должен…
И снова стало тихо. Стаей кружились мошки, жужжали, все нахальнее атакуя, комары, пахло водой и летом, и на самую крайнюю доску выбралась, обманутая неподвижностью и молчанием, светло-бежевая лягушка.
- Мама, - сказал Руслан, не обращая внимания на давно неподвижный поплавок. - Я…
- Что?
Руслан запнулся: