Тут старик назвал своё имя. По-особенному, вырвав его из самых глубин души, издав при этом настолько тяжёлый, придавливающий к земле звук, от которого взорвались стёкла в помещении, по стенам расползлись глубокие трещины, а из наших ушей брызнула кровь. Вибрационная волна, едва не убив нас с Рецием, пошла в сторону Лучезара, успевшего закрыться магическим щитом, в то время как Солнечный дайтья ещё больше увеличился в росте. На его плече замерцал колчан со стрелами, и уже в следующее мгновение он натягивал тетиву гигантского огненного лука, вкладывая туда сразу три стрелы.
Понимая, что Арь задействовал все свои резервные силы и жертвует собой, желая дать нам возможность уйти, мы с Рецием бросились исполнять последнюю волю старика. Сколько у нас оставалось времени — мы не представляли. Предугадать Лучезара было довольно-таки сложно. Но нам хватило и того зрелища, кое мы наблюдали перед тем, как покинули зал.
Лучезар поднял два пальца правой руки, и вокруг них завращался огненный диск. Шансов выжить у старика не было: образ Лучезара вскоре скрылся за восьмиспицевым расширяющимся пламенным колесом.
— Я, — прогрохотал Лучезар, — Государь Красного Солнца, собираюсь судить тебя, Арь!
— Я, — не менее грозно ответил ему Арь, вновь вынимая огненные стрелы из колчана, — шлю тебя куда подальше! К истинному Уду ты никакого отношения не имеешь…
Апокалипсис… что в переводе с греческого — «снятие покрова»
С порванными барабанными перепонками переговариваться невозможно. Если только жестами. Но у нас с Рецием неожиданно появилось преимущество: каким-то образом мы стали слышать друг друга без слов и понимать без жестов. Мы научились видеть друг друга внутренним взором, так как зрение помутилось настолько сильно, что собственных рук было не разглядеть.
Объяснив Рецию то, что требовалось сделать, я выжидающе заглянул ему в самую душу. На секунду он окунулся в воспоминания: увидел лица племянников, вспомнил мать — в виде полуживого мертвеца; замученного, казнённого отца, сестру… Вспомнил всю свою прежнюю жизнь, проведённую в постоянном страхе, в ожидании что вот-вот их семью поймают, накажут и превратят в таких же жалких извращенцев, в коих превратили всех остальных в измерении Юса.
Положив руку на моё плечо и задержавшись лишь на мгновение, Реций рванул в одну сторону, а я помчался в другую. Мы оба понимали, что это единственный выход из положения. Скорее всего, Лучезар уже предупредил охрану, и меня всей армией поджидали у Врат, полагая, что я последую совету старика и захочу вернуться за Акадой.
Больше всего я опасался, что Лучезар, прикончив нашего отважного спасителя, теперь пустит своё грозное оружие — Сударшану — по мою душу. В моём состоянии сопротивляться было бы вообще бессмысленно.
Безумная головная боль, льющиеся из глаз слёзы, расплывчатое, нечёткое изображение всего, что попадалось мне на пути, непослушные ноги и руки, головокружение, тошнота, да ещё и кровь из ушей — всё это не лучшее подспорье в предстоящем деле, но выбора не оставалось. Я твёрдо решил, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы в корне изменить ситуацию.
Каким-то чудом я вылетел на улицу. Прищурившись и отыскав ближайшее лёгкое воздушное судно нефилимов, я помчался к нему и уже спустя минуту разворачивался на взлётной полосе под шквальным огнём Толика и его подчинённых. Сделав зигзаг, мне удалось уйти раньше, чем командующий антарктической базой поднял из-под земли старинные оборонные системы атлантов. От них я бы точно не ушёл.
Я держал курс на горную гряду и изо всех сил надеялся, что Рецию удастся вовремя выполнить свою часть задуманного.
И близнец полностью оправдал мои ожидания. К моменту когда я влетел в ледяную пещеру — в глазницу Великого Змея — Реций уже сумел увеличить скорость потоков: и в метро, и на улицах антарктического города, распланированного строго в соответствии со схемой-чипом. Люди-батарейки носились словно угорелые, и город-коллайдер вскоре выплеснул свой мощный импульс, послав его в ту сторону, куда призывал я. Сделавшись живым проводником и перенаправив энергию в мозг Змея, я без страха осознал последствия: Купол Мира начал рушиться прямо на моих глазах.