— Я не сяду. Тебе салон испачкаю.
— Завтра очистим, — ответил Алик, открывая переднюю дверь машины. — Садись.
— Алик, я…
— Садись и снимай ботинки.
— Зачем?
— Ты замерзла и промокла.
— Еще и телефон утопила, — ответила я, сильно чихнув.
— Что ты там делала?
— Спала. Не спрашивай, как я там оказалась.
— Напилась и решила сбежать. Чего там спрашивать?
— Откуда ты знаешь?
— Догадался.
И что со мной? Я плакала. Размазывала сопли и слезы по лицу. Алик молчал. Его словно не было. От этого было еще тошнее. Он следил за дорогой и не обращал на меня внимания. И зачем тогда приехал?
До его дома мы ехали довольно долго. Так долго, что я успела наплакаться, а после уснуть, потому удивилась, когда Алик меня разбудил и отправил в дом. Сам же остался в машине, чтоб с кем-то переговорить по телефону.
Меня шатало. Было плохо. Боль в груди все больше и больше разрасталась, стремясь меня поглотить. Я зашла на кухню, оставляя грязные следы. Споткнулась и свалилась под стол, чтоб там продолжить спать.
— Вер! — Он называл меня как-то противно. Ни с укором, ни со злостью. А именно противно. Я попыталась спрятаться в угол, но Алик меня зачем-то вытащил из-под стола. — Не получится.
— Чего?
— Спрятаться.
— Оставь ты меня в покое.
— Когда-нибудь. Может быть.
— Оставь одежду!
— Ты же мокрая.
Он запихнул меня в душ. Включил теплую воду.
— Я отвратительно выгляжу.
— После болота? Нет, ты симпатичнее лягушки, — ответил Алик. — Пойду поставлю чайник.
Надо вымыть голову. Надо…
Взгляд упал на бритву. Рука потянулась за ней. Момент. Миг. Не будет боли. Не будет проблем. Не будет ничего. Только рука дрогнула. Остановилась в последний момент. Не будет ничего. А как же положительные моменты, которых столько же, сколько и плохих? Они же пропадут. Не будет ничего. Пройдет боль. Вернется разум и тогда придет чувство сожаления за проявленную слабость. Рука дрожала. Боль не отпускала, но я медлила. Смотрела на запястье с тонкими синими венами и понимала, что одно движение и жизнь может прерваться. От этого становилось страшно.
— Тебе помочь? — спросил Алик, выключая воду. Он принес с кухни нож. Достал одноразовую бритву и вынул лезвие. — Держи.
— Нет.
— Ты хочешь умереть. Давай. Действуй.
— Не хочу.
— Хочешь. Хотела замерзнуть, утонуть, теперь хочешь вены вскрыть. Давай. Действуй. — Лезвие лежало на ладони. Я потянулась к нему, но отдернула руку, словно боялась обжечься.
— Не могу. Не надо.
— Тогда я тебе помогу, — он сел рядом. Прямо на пол. Взял мою руку. Посмотрел на меня. Пустой взгляд. Совсем пустой. И эта пустота пугала. Глаза — зеркало души. У него души не было. — Чего трусишь? Хочешь умереть?
— Нет. Хочу жить.
— Тогда что ты творишь?! Вер! Что ты творишь?
— Ты злишься.
— Я не злюсь. Не понимаю тебя. Что ты хочешь? Спустить жизнь в унитаз? Оказаться в больнице?
— Нет.
— Ты так его любила?
— Кого?
— Не знаю. Гришу, Кешу, принца там какого-то? — усмехнулся Алик.
— Никого. Мне просто больно. Внутри. Я подумала, что если напьюсь и боль пройдет. Она не прошла. Но мне страшно умирать. Я ведь могу еще много чего почувствовать. Но мне больно. Просто больно, — прошептала я. Опять расплакалась. Алик кинул лезвие и нож в раковину.
— Тебя обнять? — спросил он. Я только кивнула. — Тогда иди сюда.
— Я мокрая.
— И? — спросил он. — Тебе же нужно…
— Мне ничего не нужно.
— Чего колешься? — спросил он.
— А мне не нужны одолжения.
— Тебе больно? Или у тебя зад от гордости полыхает?
— Больно, но обниматься я с тобой не буду.
— Мороженое?
— Я замерзла.
— Чай с лимоном и мороженое.
— Он скиснет.
— По отдельности.
— Не поможет.
— А что поможет? Алкоголь? Наркотики?
— Нет. Это будет разрушение. У меня и так жизнь разрушилась.
— Так ты не хочешь ее чинить. Так чего переживаешь?
— Не знаю, — ответила я, понимая, что окончательно потерялась. Стало холодно. Опять захотелось спать, но сна не было. Усталость.
— Чего ты боишься?
— Я не знаю, как жить, — ответила я. — Не знаю и все тут. Нет цели.
— Слушай, но многие живут без глобальной цели. Строят семьи. Делают ремонт и ездят отдыхать на юг.
— Так у меня и такой цели нет. Кешка говорил…
— Кешка многое чего мог наговорить.
— Но с ним у меня была хоть какая-то цель.
— Ты без мужика совсем не можешь? Своей головы нет?